Сидели на текучей воде, рыбы было невпроед, мяса разного от скота и зверины, масла, сыра, бараньего жира, киселя варили из отрубей-пшеницы, медом запивали, малиновым квасом, – наплыл с верховья, из чужих владений, Апышка Живоглот, зажигатель-моритель с горлохватами-ушкуйниками, примучил, похватал, подчистил под метло, многих отогнал в полон, – ему что?
Ушли в леса, на снег сели, на необжитое место: бортничали, зверя промышляли, лыко драли, мочало трепали, смолу курили, дома домили, лодки рубили на продажу, – наскакал к зиме свой князь с дружиной, Иван Юрьевич Хапало Волкохищная Собака, пожёг и попленил, землю положил пусту, на завтра не оставил – как не себе.
Остаточки забежали к вятичам, со страха в гнилой угол, за трясуны-болота, за тину невылазную, в качкие водотопные края, понабили полати на соснах, отгородились лапником от нижнего мира, затаились, как умерли, – ну ее!
Уж лучше голодом жить, нужду на кулак мотать, слезой слезу погонять, – ну ее к лешему, эту землю, ну ее!
Время было никакое.
Дни как щелчки.
Щёлк, щёлк – и нету.
Сидели на полатях, глядели на небо, балдели на припеке от смоляного угара: светом крыты да ветром огорожены.
Лес стоял без краев, но селились тесно.
По симпатиям.
Как избы по деревне ставили.
Гридя с Афоней. Облупа с Голодушей. Обрывок с Огрызком. Озяблый, Ослабыш с Двоежильным.
А Масень Афанасий на выселках.
Малёк, коротыш, только из икры вышел – поближе к тропе.
По ней не ходили, не ездили, не гнали в полон, заросло – не прогребешь, но он терпеливо лежал на полатях, свесив книзу кучерявую голову, в ожидании мимоходного, мимоезжего, всякого, но они запаздывали.
А на березе-то и листья пореже, и на просвет видно, и ушептывает к ночи, и ствол попригляднее – ладонью огладить, а значит и его можно углядеть снизу, проще простого.
Но вокруг никого не было. Может на свете никого не было. Всех загубили, на расплод землян не оставили.
Жили. Ловили силками птицу. Собирали ягоду. Орехи. Рябину. Сушили грибы. Черпали воду из болотца. Варили с утайкой на глиняных очагах. Перекидывали мостки и перебирались в гости.
Вот коров только не было. И лошадей не стало. Бани с околицей.
А так – ничего.
Терпеть можно...
2
Пришел Гридя Гиблый.
Налегке.
В рубахе с портами. В лапотках-отопочках.
С сосны на сосну. С сосны на сосну. С сосны на березу.
Потайным пролазным ходом.
Как ниоткуда взялся.
Сел на помосте, оглядел с сомнением просвет до земли, вытянул ослабшие ноги. Тих и задумчив, светел и покоен, как прощение попросил и рубаху надел чистую.
– Масень, – сказал. – У меня дни заходят. Скоро уже.