— Я не могу этого обещать.
— Пообещай, что, если тебе вдруг захочется сдаться, ты скажешь мне об этом. — Она коснулась его щеки ладонью, повернула его лицо к себе и пристально посмотрела ему в глаза. — Дилл, пообещай мне.
— Ты уезжаешь. Тебя не будет рядом.
Ее глаза наполнились слезами. Слезы покатились по ее лицу, падая на бетон. Наставив на него палец, она произнесла, уже тверже:
— Дилл, если понадобится, я потрачу все свои накопления и арендую частный самолет. Я в прямом смысле свяжу тебя по рукам и ногам изолентой, похищу и увезу с собой. А теперь пообещай мне.
Дилл сделал глубокий дрожащий вдох и отвел взгляд, но ничего не сказал.
— Дилл! — Она протянула руку и снова повернула к себе его лицо.
— Обещаю, — наконец прошептал он. Не знаю, могу ли я обещать то, что только что пообещал.
— Скажи полностью.
— Обещаю, что скажу тебе, если мне захочется сдаться.
— Пообещай, что, прежде чем ты надумаешь сдаваться, ты не только расскажешь мне об этом, но и хотя бы попытаешься сделать что-нибудь такое, чего сам от себя не ждешь, так как терять тебе все равно будет нечего.
— Что, например?
— Да все что угодно. Поступишь в вуз. Присоединишься к цирковой труппе. Будешь жить голым в вигваме. Главное — чтобы это не имело отношения к змеям и яду.
— Обещаю.
* * *
Они несли свою вечернюю вахту, будто это было некое священнодействие. До тех пор пока солнце не село и кроваво-оранжевый зимний свет уходящего дня не стал отбрасывать длинные тени.
Дилл краем глаза наблюдал за Лидией. Ветерок трепал ее волосы. Она сидела в лучах заката словно в пылающей короне. Юная, и прекрасная, и светлая, и живая, она удерживала наступление темноты — пусть даже на этот короткий миг.
Когда она вернулась домой, отец сидел на диване с фотоальбомом в руках. Он так и не снял костюм и галстук, в которых был на похоронах. Лидия села рядом с ним и положила голову ему на плечо. Он приобнял ее одной рукой и поцеловал в макушку.
— Смотришь мои детские фотографии? — спросила она.
— Да.
— Ты что, смотрел их все это время?
— С перерывами. Ты как, милая?
— Мне его не хватает.
— Не сомневаюсь. Хочешь об этом поговорить?
— Не особенно. Душа болит, пап. — Она смахнула слезинку с щеки, пока та не упала на папино плечо.
— И у меня. Мы с тобой и готовы тебя слушать, если захочешь поговорить. — Он покрепче прижал Лидию к себе, и она зарылась лицом ему в грудь. — Мы решили растить тебя здесь именно для того, чтобы тебе никогда не пришлось увидеть, как пострадает один из твоих друзей. И вот это произошло. Я идиот. Нам нужно было переехать в центр Манхэттена и жить с тобой там.