Мать Дилла, одетая в форму горничной, вошла к нему и осмотрелась. Ее лицо помрачнело.
— Я видела, чего Бог хочет для тебя, и хочет Он не этого, — сказала она.
— И чего же Он для меня хочет? — Он намеренно спрятал нотки недовольства, хоть и знал, что ее ответ ему не понравится. Ему не хотелось омрачать свой отъезд.
Каменное лицо матери смягчилось.
— Когда ты был еще младенцем, я держала тебя на руках и смотрела в твое лицо, Святой Дух открыл мне замысел Божий. Твое место здесь. Ты должен усердно трудиться, жить просто. Жить праведной жизнью.
Дилл запустил пальцы в волосы и отвел взгляд.
— Было время, когда я мог поверить в это.
Мать отшатнулась.
— Больше не веришь?
Дилл с минуту смотрел на ковер, сфокусировав взгляд на выцветшем пятне, которое иногда попадалось ему на глаза, когда он играл на гитаре.
— У меня тоже есть одно воспоминание. Когда ты лежала в больнице, в коме, после той аварии. Доктор сказал мне, что ты можешь умереть. Я часами держал тебя за руку, слушая, как пищат аппараты, дыша за тебя, и просил Бога исцелить тебя и когда-нибудь сделать мою жизнь лучше. И он услышал мою просьбу. Он послал мне людей, которые придали мне смелости, которые помогли мне поверить в то, что у меня есть выбор. Теперь я верю в то, что Господь дает людям много дорог, из которых они могут выбирать. Не одну-единственную.
Она подняла брови.
— И ты думаешь, что это — одна из дорог, которые он тебе даровал?
— Да.
Она покачала головой — не для того, чтобы выразить свое неодобрение, а, скорее, для того, чтобы слова Дилла не достигли ее ушей.
— То, что ты считаешь Богом, может оказаться Дьяволом, представшим в образе светлого ангела.
Дилл улыбнулся и с тоской произнес:
— Поверь: те ангелы, с которыми я знаком, непременно рассказали бы мне, если бы они были Дьяволом.
— Это не смешно. — Мать отбросила прядь волос, которая лезла ей в глаза. — Ты изменился.
— Что же во мне изменилось?
— Прежде в тебе было меньше гордыни.
Он посмотрел ей в глаза.
— То, что ты называешь гордыней, я называю смелостью.
Она скрестила руки.
— Все так, как оно есть. И неважно, как мы это называем.
После нерешительной паузы она добавила:
— Я тоже не забыла кое-что. Помню, когда была в коме, увидела прекрасный свет. Он наполнил меня теплом и любовью. И я знала, что могу последовать за ним и оказаться в лучшем месте, где преклоню колени у ног моего Спасителя, и мне больше не будет больно. Но я не пошла. Я вернулась, чтобы позаботиться о тебе. Я выбрала не покидать тебя и мучилась от боли из-за этого выбора. И я не жалею.
Дилл поднялся и встал напротив матери. Он давно уже ее перерос, но сейчас ему казалось, что он буквально возвышается над ней.