Больше мы об этом не говорили. Эшли готовилась к занятиям, я читал книги, продумывал новое эссе для её дедушки, а иногда ложился на пол. Просто лежал рядом со стулом Эш, и мне было хорошо. Смотрел на неё или дремал. Иногда она опускала на меня взгляд, улыбалась мне или говорила что-нибудь незначительное вроде: «Нужно будет сегодня лечь пораньше» или «Поехали в молл, Крис хочет купить себе новые джинсы», и я был рад, что она не говорит ничего серьёзного, ни о чём не спрашивает – позволяет лежать на полу перед её стулом и смотреть на неё.
Для нового эссе я выбрал одну из зарисовок Ван Гога, и Эшли одобрила мой выбор. И я начал говорить о профессоре Джей, о том, как хорошо, что мне попался именно такой преподаватель, а Эшли вдруг загрустила. И это уже не в первый раз. Я давно заметил: когда речь заходит о её дедушке, Эш начинает грустить. Я спросил её, почему так происходит, а Эшли сказала, что дедушка трогал её, когда она была маленькой. Сказала просто, без надрыва или слёз, – так, будто опять говорила что-то совсем незначительное. Сказала, что дедушка завязывал ей глаза и трогал её, а потом об этом узнали родители и был большой скандал, после которого папа Эшли от них ушёл, потому что он хотел всё передать полиции, а мама Эшли слишком любила своего отца и даже отказалась сводить Эш к психологу.
– Мы как-то помирились. Дедушка стал иногда заглядывать к нам. Я ведь поначалу и не знала, что это плохо – то, что он меня трогал. Может, вообще забыла бы об этом, если б не все эти разборки. А потом я увидела, что дедушка страдает, что он чувствует себя виноватым, и стала думать, что всё-таки это важно и плохо – то, что он позволял себе такое.
Я растерянно посмотрел на Эшли. Не знал, что сказать в ответ. Только вспомнил длинные холёные ногти профессора Джей. Я понял, что уже никогда не приду на его занятия. И не буду показывать ему новое эссе. И на письма не буду отвечать. Он иногда делал рассылку на университетские адреса студентов и теперь наверняка поинтересуется, куда я пропал. А я не отвечу. И не поздороваюсь, если увижу где-нибудь в кампусе, потому что сразу буду думать о его ногтях и о том, как он трогал Эшли, когда она была маленькой.
– Дедушка помог мне получить скидку в университете. Я даже думала, что у нас опять всё будет хорошо, что мама его окончательно простит. Ведь с тех пор мы ни разу вместе не отмечали ни День благодарения, ни Рождество, да и вообще виделись редко. А два года назад я была у него в квартире. Сама не знаю, как так получилось, но я стала копаться в его столе. Даже не помню, что там искала. Наверное, думала, найду что-нибудь важное – нечто такое, что объяснит, почему дедушка так со мной поступил. А нашла фотографии.