– Ты в порядке? – спросила Эшли, и я понял, что за всю дорогу не проронил ни слова.
Мне захотелось крикнуть как можно громче:
– Почему ты с ним?!
Но я ничего такого не крикнул, а только сказал, что не выспался, и нарочно зевнул, и у меня это получилось вполне естественно – я даже подумал, что действительно не отказался бы сейчас вздремнуть. Но поспать в машине мне не удалось, потому что со мной заговорил Дерек.
Он поглядывал на меня в зеркало заднего вида, ловил мой взгляд и задавал вопросы, а потом сам многое рассказывал, и в какой-то момент я подумал, что он не такой уж мерзкий, хотя и совершенно не подходит Эшли. Чем больше я за ним наблюдал, тем больше в этом убеждался. Вот если смотреть на Дерека как на незнакомца, с которым ты столкнулся где-нибудь в лифте, пока едешь на сто третий этаж Сирс-тауэр, или где-нибудь на Кэдзи, пока ждёшь поезда, то он совсем не вызывает раздражения, даже его имя кажется вполне нормальным. А стоит подумать, что он – парень Эшли, как внутри всё скручивается.
Бесит, что он так строго выдерживает скоростной режим на шоссе. Бесит, что он сразу попросил и меня, и Эшли пристегнуться. Бесит, что он держит руль двумя руками, как на какой-нибудь картинке в автошколе. А если говорит по телефону, то через гарнитуру. И куртка у него дурацкая – выглаженная и с блестящими замочками.
На какое-то мгновение я подумал, что это ревность, и развеселился, потому что ничего подобного прежде не испытывал, но вскоре понял, что никакая это не ревность, а просто обида за то, что Эшли встречается именно с таким парнем. Наконец я решил, что в Дереке должно быть что-то особенное – то, чего я пока не могу разглядеть, ведь не зря Эшли позволяет ему к ней прикасаться, целовать её, не стала бы она с ним жить из жалости или просто по привычке. Подумав так, я успокоился и остаток дороги уже не притворялся сонным, вполне бодро отвечал на вопросы Дерека, а их у него оказалось много.
Дерек расспрашивал меня о России, о том, понравился ли мне Чикаго и сложно ли учиться на английском, какое направление я выбрал, хочу ли остаться в США после учёбы и всё в таком духе. Самое странное, что он только задавал вопросы, а всё равно успевал многое рассказать о самом себе. Это, правда, было очень странно, я так никогда не умел. Вот он спросил, заходил ли я на Корнелл-авеню, в новое здание «Hyde Park», где в прошлом году выставлялась Эш, и тут же добавил, что работает там одним из организаторов, что помог пристроить все три картины Эш и что покупатели остались довольны – предрекли Эш большое будущее и сказали, что покупка таких картин со временем окажется неплохим вложением. Затем Дерек спросил, холодно ли сейчас в Москве, и сразу добавил, что дважды был в Петербурге, а в позапрошлом году сотрудничал с одной из местных галерей и ему очень понравился Невский проспект, а дома у него до сих пор висит китайский плакат с надписью «Разбить собачью голову советских ревизионистов». Спросил, долго ли я учил английский, после чего оговорился, что сам знает испанский и давно хочет выучить португальский, потому что это поможет ему в работе, а зная испанский, не так уж и трудно выучить португальский. Спросил, буду ли я в следующем семестре ходить в клуб свободных искусств при нашем университете, и тут же признался, что раньше сам вёл там занятия и как раз в этом клубе познакомился с Эшли – она была его студенткой.