Это было верно, пришлось согласиться.
Водки они, братья Топорковы, вкусили изрядно, поскольку сидели, осоловев. Но, кажется, вновь примирились. Вот ведь до чего странен и необъясним русский человек! Его родной брат предаст, а он все простит, даже найдет объяснение своему прощению.
Левонидзе приготовил для Топорковых последнего козырного туза. Я почти и не вмешивался в последующий пасьянс. Лишь фиксировал психомоторные реакции. Для своих анали>тических выкладок о природе человеческого рода.
– Вернемся опять в прошлое, – произнес Левонидзе, расхаживая по комнате со своей папкой. – На сей раз речь пойдет о… вашем старшем брате, Николае, генерал-майоре бронетанковых войск.
– А он-то тут при чем? – насторожился Владимир. Алексей молча плеснул водку в рюмку, но пить не стал.
– Александр Анатольевич, пересядьте, пожалуйста, в это кресло, спиной к камину, – предложил мне Левонидзе. – Вы будете изображать у нас генерала.
– Извольте, – согласно кивнул я и выполнил его просьбу.
– Что еще за новые фокусы? – недовольно пробурчал Владимир.
– Сейчас узнаете. А вы, господин полковник, садитесь сюда, к окну.
Алексей с рюмкой переместился на указанную позицию.
– И что дальше? – спросил он.
– Восстановим ситуацию августовского вечера 1991 года, – продолжил Левонидзе. Он заглянул в папку и полистал какие-то бумаги. – В тот день ваш старший брат находился в квартире один. Он был действительно очень подавлен после неудавшегося путча. Следствием установлено, что Николай Топорков был связан с маршалом Ахромеевым. То есть был непосредственно причастен к заговору военных. Впереди неминуемая отставка, возможно, арест. Тюрьма, позор и все такое прочее. Но главное, конечно, крушение всех идеалов.
– Да-да, – подтвердил Владимир, – мы об этом уже говорили.
– Но вы не сказали о том, что никакой предсмертной записки найдено не было. – Левонидзе снова заглянул в папку. – Кроме листка бумаги с непонятной фразой: «Эники-беники ели вареники, все слопали, мне ничего не оставили, а энику я шею-то сверну!» Согласитесь, что для человека, готовящегося совершить самоубийство, звучит сие довольно странно и глупо, если только это не клиент Александра Анатольевича?
– Николай не был сумасшедшим, – произнес Алексей и залпом выпил.
– Нет, нисколько, он был необычайно трезвым и волевым человеком, – сказал и Владимир. – А то, что написал, к делу не относится. Просто любил черкать по бумаге, когда пребывал в задумчивости.
– Хорошо. Сочтем это неосознанным движением пера. Вопрос о другом. Застрелился он или нет?
– Застрелился – следствие пришло именно к этому ВЫВОДУ, – напомнил Владимир.