В отличие от Катона его современник Гай Лелий, друг Сципиона Эмилиана и спутник его побед, прошел греческую школу красноречия. Он прославился своими речами в сенате и выступлениями в суде. Лелий изъяснялся красиво и убедительно, но в его речах не чувствовалось страсти, темперамента, и поэтому ему не всегда удавалось добиться успеха. К тому же речи его звучали старомодно: призывая к восприятию достижений греческой культуры, к новому для Рима образу жизни, Лелий пользовался устаревшими словами и выражениями.
508
История. Сохранение памяти о прошлом, так же как и красноречие, с давних пор считалось в Риме занятием, достойным патриция и угодным богам. Оно считалось привилегией понтификов, которые вели из года в год записи, отмечая не мудрствуя лукаво, кого из сограждан удостоили высшими почестями — избранием в консулы, преторы, цензоры, с кем из соседей вели переговоры, а с кем войны, какие знамения посылали римлянам боги и какие меры были приняты для предотвращения гнева небожителей. Эти записи делались на выбеленных досках (отсюда наше «альбом»), которые выставлялись на форуме для всеобщего обозрения, а потом хранились в храме в назидание потомству.
Когда Рим вышел на мировую арену и римляне узнали, к своему удивлению, о существовании у других народов исторических трудов, появилась потребность дополнить погодные записи (анналы) историей. Казалось бы, чего проще! Добудь папирус или пергамент, бери в руки стиль и пиши историю на родном языке! Но первый, кому пришло в голову это сделать, столкнулся с непредвиденными трудностями: оказалось, что в латыни, языке, которым он пользовался в быту и, не менее успешно, на форуме и в курии, почти не было слов для обозначения исторических и философских понятий и идей. И пришлось этому римлянину (имя его Фабий Пиктор) воспользоваться для написания римской истории греческим языком. Зачем же он взялся за это, понимая, что его труд не будет прочитан преобладающей массой сограждан? Скорее всего, его история была адресована не читателям-соотечественникам, а сицилийским грекам, союзникам Рима в войне с Ганнибалом. Она не содержала осмысления событий Ганнибаловой войны, а давала лишь их оценку с позиций патриота, стремившегося доказать, что карфагеняне — это людоеды и чудовища, а римляне — честные и порядочные люди, которым выгодно помочь, не опасаясь каких-либо подвохов с их стороны.
У Фабия Пиктора отыскался последователь, римский сенатор, составивший историю по-гречески во время войн Рима с Персеем. Тогда в Риме уже появилось немало людей, которые знали греческий и могли оценить этот труд. Обращаясь к своим читателям, историк в предисловии просил простить ему ошибки в языке, которым овладел не в полной мере. Естественно, Катон обрушился на соседа по сенатской скамье со всей колкостью своего красноречия: «Не знаешь языка, зачем пишешь и извиняешься!» Очевидно, именно тогда Катон задумал доказать, что история может быть написана и по-латыни.