[161], но она меня не упрекнула. Она была
леди – я знаю, что это звучит глупо, – и, насколько мне известно, до сих пор ею остается.
Истощен я или нет, но у меня возникают сильные чувства к воздушным судам, что внезапно приземляются в ранние утренние часы в сельских поместьях, где я гощу при двусмысленных обстоятельствах. В таких случаях моей неизменной практикой остается приветствовать обитателей этих машин полностью одетым, принявшим душ и с пистолетом или похожим на него устройством, заткнутым за брючный пояс, дабы они (летуны эти) не выказали враждебности моим лучшим интересам.
Соответственно я принял душ, оделся, сунул свой «банкирский особый» в его уютное гнездышко и направился в великие низа, где для питья обнаружил нечто потрясающей мерзотности под названием «текила». На вкус – как кислота из винтажного аккумулятора, но я, иссохнув, выпил ее довольно, не успела вниз сойти Иоанна. Держалась она учтиво, дружелюбно, однако индифферентно; ни намека на наше с ней недавнее панибратство не являлось на ее привлекательном лице.
Внутрь впорхнул пеон и с жаром обратился к ней на мерзком «арго», кое в здешних краях принимается за испанский. Иоанна обернулась ко мне с цивильно скрываемым благовоспитанным изумлением.
– Прибыл сеньор Конда, – недоуменно произнесла она, – и он утверждает, будто должен видеть тебя немедленно. Говорит, ты его ожидаешь?..
Я на миг перепугался, приготовившись отрицать какие бы то ни было связи с какими бы то ни было Кондами, но тут лампочка в голове у меня вспыхнула, и дверь в ментальный ватерклозет распахнулась.
– Ах да, ну разумеется! – вскричал я. – Это же старина Джок! Совсем забыл. Как глупо с моей стороны. Мой камердинер – ну, вроде. Надо было сразу тебе сказать, что у нас тут с ним назначена встреча. Он совершенно не доставит тебе хлопот – кинь ему охапку сена, где спать, и косточку погрызть. Надо было предупредить. Извини.
Пока я лопотал, массивные габариты Джока заполнили весь дверной проем; его плохо вытесанная из камня голова покачивалась из стороны в сторону, глазки моргали от света. Я испустил радостный клич, и Джок вернул мне ухмылку, пронзенную одним клыком.
– Джок! – закричал я. – Я так рад, что ты сумел приехать. – (Иоанна необъяснимо хихикнула.) – Полагаю, ты здоров, Джок и… э… готов? – Он уловил, к чему я клоню, и утвердительно моргнул. – Ступай умойся и покормись, Джок, а затем встретимся здесь, пожалуйста, через полчаса. Мы уезжаем.
Он повлекся прочь, ведомый пеонкой, а на меня обрушилась Иоанна:
– Как ты можешь уехать? Неужели ты меня не любишь? Что я сделала? Мы разве не поженимся?