У оливы было несколько сухих сучков. На одном висел здоровенный мешок. Внутри находились принадлежности для костра и огромная кастрюля. На боку посудины было выцарапано: “Тронешь – пожалеешь”. Ред не стал искушать судьбу и просто отломал другой сучок.
Он стал вырезать фигурку. Фигурку девушки. Руки у него были сильные и не тряслись, получалось на удивление хорошо. Парень работал прямо в седле, Смоки замечательно помнил все маршруты и управлялся одним голосом.
“Какие же у нее были волосы? Ладно – потом...” – больше всего ему запомнились румяные щеки, мягкие округлые черты и удивительные губы. Маленькие и теплые. Конь остановился. На них замечательно смотрелась улыбка. Прямо как сейчас…
– О чем мечтаешь?
– О волосах, в которых утонули мои воспоминания, о приятных и мягких чертах, и о губах – словно пара вишен, теплых, как лучик солнца, которого так иногда не хватает в зимнюю пору, – витая в своих мыслях ответил Ред.
– Тебя в детстве укусил менестрель? – ее темные глаза озорно блестели, а щеки светились румянцем.
– Нет, просто, много читаю, – сердце парня проснулось ото спячки и забилось, будто покрывая разом все пропущенные удары. Он убрал свою поделку во внутренний карман плаща, и помог Далиле усесться перед собой.
Волосы девушки не пахли гвоздикой. Они были даже не совсем чистыми, но они пахли – ей самой.
– Полегче здоровяк. Сейчас всю меня снюхаешь.
– Я с непривычки. Давно не доводилось ездить в паре, – Редрик по гномьи попросил Смоки, продолжать идти.
– И как давно?
– Никогда.
– Значит, я у тебя – первая, – взглянула из-за плеча Далила.
– Как это у вас Путников называется? Может “попутчица”? Ты – моя первая попутчица, – увернулся от ловкого намека Редрик. Девушка отвернулась.
– Я больше не в культе, – тихо, будто себе, прошептала она. – Меня подсидели.
– Чем ты там занималась, что тебя смогли подсидеть.
– Работала в приюте. Он в столице, оттуда Билли и Элли, да и все дети с которыми ты познакомился. Это один из приютов, которые основаны Странником.
– Знаю, слышал, что это вообще – первый.
– А его историю?
– Говорят, что Странник разрушил храм, который ему возвели. А на его месте, сам, месяц строил приют, – начал вспоминать Редрик. – Это произошло задолго до того, как появилась сама столица, если я правильно помню.
– Верно, тогда вместо Аусбруха на том месте находился Приют паломника.
– А теперь там Реформаторская площадь – голые плиты.
– Даже иногда грустно становится, когда вижу то место, – выдохнула девушка и вернулась к прошлой теме. – А закончив он вошел в двери приюта и произнес: “Вот – мой храм”.