В университете он учился на пятом курсе, когда к ним поступил на пятый курс Миша Цыбин – молодой кандидат экономических наук. Ему захотелось за год закончить и географический факультет. Он занимался так, что за два месяца сдавал экзамены за курс. Но потом их сняли с занятий и отправили в колхоз, где не было мужиков:
одни старики и дети – кормильцы с войны не вернулись. Миша Цыбин ничего не умел делать: ни выкапывать картошку, ни таскать мешки. Его невзлюбил за это председатель, безногий старик. И донимал Цыбина, как никого из студентов. Цыбин плакал по ночам и шепотом ругал старика. Однажды приехал секретарь райкома и увидел плачущего Цыбина.
– Ты не мучь парня, – сказал секретарь старику председателю – он, видишь ли, кандидат наук.
– Ну так пускай учится! Если б он хоть студентом был вроде остальных, а то еще кандидат всего-навсего… Оно и видно, сил в нем никаких, сопля соплёй, одно слово – кандидат!
Морозов вычеркнул слова "доктор наук" и продолжал старательно выводить буквы.
"Дорогая мама, ты только, пожалуйста, не откладывай те деньги, которые я тебе посылаю, на сберкнижку. Я зарабатываю много, а тратить мне некуда, так что живи в свое удовольствие и не беспокойся обо мне…"
К Морозову подошел Пьянков и спросил зевая:
– Что делаешь, Володя?
– Действительность лакирую, – ответил Морозов, усмехнувшись, – письмо пишу маме.
– Очковтирательство и приписка? Теплая погода, полное отсутствие льда и хорошие пляжи на берегу океана?
– Ого! Прямо в точку!
– Мы тут все очковтиратели. Посмотрел бы, какие романы Брок своей жене пишет.
Она его ревновать начинает даже, думает, у него здесь бабенка, если он ее с детьми на наш курорт не берет. Нёма ей про курочек, про лужайки шпарит, про розовое все. А между прочим, трудно быть лакировщиком. Я папаше и тете письмо по месяцу пишу, никак подходящего сочинить не могу, все на пургу меня заносит, а ведь нельзя про пургу. Пурга у нас – вроде как у лакировщика сукин сын в персональной машине, – такого не бывает и быть не может.
– Что ты так нападаешь на писателей, Вова?
– А я писателей и журналистов терпеть не могу. Из пальца навысасывают, а мне потом читай!
– Сердитый ты.
– Точно. Тоска у меня сегодня. У меня всегда тоска, если пурга крутит, а здесь третий день темень.
– Синоптики обещают завтра погоду.
– Тоже не лучше.
– Это почему? – удивился Морозов. Пьянков смешался и сказал:
– Я не о том. Пока. Пойду тосковать. Поздно вечером к Струмилину зашел заместитель Годенко и сказал:
– Радуйтесь, Павел Иванович… Струмилин отложил книжку – он перечитывал переводы Маршака – и спросил: