– А потом что?
– Потом полетишь. К самолету подходи, когда я сигнал дам, понял?
– Понял.
Богачев быстро оделся и побежал следом за экипажем. Он догнал командира уже около самолета и сказал:
– Вы не сердитесь на меня.
– А я и не сержусь. На всех сердиться – сердца не хватит.
Самолет был уже открыт, моторы прогреты бортмехаником, пришедшим сюда в два часа ночи, диспетчер дал "добро" на вылет.
"Неужели я опоздал? – подумал Богачев. – Нет, не может этого быть. Не должно этого быть. И – не будет! В конце концов я их разыщу". Он гнал от себя эту страшную мысль и старался не думать о том, что происходило в его отсутствие на Диксоне. Он всегда считал, что надо быть уверенным в хорошем, тогда все и всегда будет хорошо. Правда, он помнил смешное изречение Твена: "Нет в мире более жалкого зрелища, чем молодой пессимист, если не считать, конечно, старого оптимиста".
"Я молодой оптимист, – думал всегда Богачев, – и пока все мои оптимистические мечты сбывались. Все до одной. Надо только верить и хотеть, все остальное приложится".
Когда экипаж сел в самолет, Богачев сказал второму пилоту:
– Вы идите в кабину, я трап сам приму.
Второй пилот ушел в кабину. Богачев высунулся по пояс из люка и замахал руками.
К нему вприпрыжку бросился морячок. Он в долю секунды вскочил по трапу в самолет, Богачев толкнул его в туалет, и морячок моментально там заперся.
Богачев убрал трап, положил его около люка и, осторожно ступая между мешками, баками и большими ящиками, в которых на Диксон везли оборудование для научных изысканий, пошел в кабину. Он шел и улыбался.
– Уберите отопление фюзеляжа, – сказал командир механику, – там какой-то скоропортящийся груз.
– Есть.
– Морозить его надо, а то испортится, – пояснил командир механику, так что мы вроде рефрижератора.
"Морячок мой загнется, – подумал Богачев, – холодно ему будет в клозете".
Богачев усмехнулся.
– Что вы? – спросил радист.
– Да нет, просто так…
"Испытание холодом, – думал Богачев, – между прочим, в любви это прекрасное испытание. Надо всех влюбленных перед загсом запирать в клозет самолета, который идет над Арктикой и не отапливается, потому что везет скоропортящийся груз".
Через час полета штурман вышел из кабины. Он вернулся спустя несколько минут и сказал:
– Что за чертовщина, клозет не отпирается!
– Прихватило замок, – предположил Павел, скрывая улыбку. – Холодно…
– Не может быть!
Штурман взял топорик и снова отправился в клозет. Он вернулся через минуту и сказал командиру на ухо:
– Заперто изнутри.
Командир сказал:
– Вечно вы с шуточками.
– Да уж какие там шуточки…