– 9 –
Наум Брок вышел на радиопривод "Науки-9". В наушниках пищало тем громче, чем ближе к ледяной станции приближался самолет Струмилина, который сейчас вел Павел Богачев.
– Они предлагают садиться километрах в трех от них, – сказал Наум, оторвавшись на секунду от приема, – там площадка ровнее.
– Хорошо.
– Только до них потом придется добираться три километра через торосы. Они передают, что там торосы здоровые и идти будет трудно.
– Где у них горючее? – спросил Павел, приподнимаясь в кресле, чтобы лучше видеть лед.
Наум начал быстро выбивать ключом его вопрос.
– Они передают, что горючее в лагере.
– А как же мы будем заправляться? Нам ведь не хватит дойти обратно на нашем горючем.
– Значит передать, что будем садиться прямо в лагере?
– Да.
Радиопривод в наушниках теперь не пищал, а надсадно и монотонно выл, как сирена.
Павел смотрел вперед, но не видел палаток "Науки-9".
"Сейчас, Павел Иванович, – думал он, – сейчас, миленький, вы уж потерпите немного. Мы их найдем. Сейчас мы их найдем, вы только не волнуйтесь".
– Где же они?! – закричал Павел. – Геворк Аркадьевич, где они?!
Аветисян стоял у него за спиной и смотрел туда же, куда и он. Но впереди был битый лед, и торосы, и зеленая вода. Лагеря не было видно, хотя радиопривод в наушниках выл зло и монотонно.
– Сейчас, сейчас, – тихо говорил Аветисян. – "Eile mit Weile" "поспешай с промедлением". Сейчас они появятся.
Павел прибавил оборотов. Самолет шел низко надо льдом. Впереди по льду неслась его маленькая тень, похожая на стрекозу. Мотор ревел захлебно и весело, как первый майский жук. Облака опустились и теперь стали еще гуще и темнее.
– Мы идем очень низко, – сказал Аветисян, когда рев привода стал не таким громким, – мы прошли их. Мы не видим их сверху.
Павел заложил крутой вираж и повернул машину в обратном направлении.
– Возьмите южнее, – сказал Аветисян.
– Хорошо.
Брок крикнул:
– Они нас видят.
– Пусть они командуют! – попросил Богачев. – Пусть они ведут нас!
– Хорошо!
Богачев привстал в кресле, потому что звук снова стал тревожным и громким.
"Где же они? – думал он. – Где же они?!"
Богачев чувствовал себя комком мышц. Ему казалось, что ударься об него сейчас пуля – отскочила бы сплющившись. Лицо его тоже окаменело и стало жестким и хищным. Такое лицо бывает у медвежатника, встретившегося со зверем после охоты, когда в стволе остался один-единственный патрон последняя надежда на жизнь.
Радиопривод снова стал затухать. Павел выматерился. Он почувствовал, что все тело его стало мокрым и холодным. Он ненавидел себя сейчас.
"Чкалов, – думал Павел, – он говорил, что я будущий Чкалов. Я дерьмо, а не Чкалов. Беспомощный кутенок, который тыркается мордой и не может выйти на радиопривод. У, сволочь какая!" – думал он о себе, ложась на новый вираж.