Бомбардировщики шли на Сталинград. Волна за волной. Близко и далеко били зенитные пушки, а небо густело, опускалось все ниже, словно груженые самолеты отяжелили его, придавили все междуречье. Было похоже, что на Дону и на Волге берега стронулись и сломались, а сюда, на командный пункт армии, с обеих сторон катились тяжелые земные вздохи. Подумал: «Началось».
Война шагнула в пятнадцатый месяц, и за это время каждому, кто в ней участвовал, выпало так много, что уж невозможно было ни удивить, ни испугать…
Генерал Жердин не удивился, только отметил: «Началось». Отметил холодно и спокойно, хоть было ясно, что началось в этот день самое главное, может быть, самое страшное…
Жердин знал, что этот день и все, что вскорости последует за ним, определит исход войны, однако не в силах был ни убавить ничего, ни прибавить. Потому что требовалось больше, нежели мог.
Начальник штаба полковник Суровцев сказал:
— Танки. В полосе семьдесят восьмой дивизии. Направление главного удара — строго на восток, через высоту сто тридцать семь.
— Резервный полк и артдивизион — Добрынину, — приказал Жердин.
Полковник Суровцев распрямил плечи, согласно наклонил седую голову:
— Есть.
Но приказа никому не передал, никого не позвал. И Жердин понял: тот уже распорядился. Именно вот так.
— Я думаю, — сказал полковник Суровцев, — немецкое командование введет в бой весь танковый корпус. Несомненно, шестая полевая армия ставит перед собой задачу выйти к Волге севернее Сталинграда, чтобы во взаимодействии с четвертой танковой армией взять город в клещи. В случае, если танки противника осуществят прорыв…
Полковник задумался, медленно, осторожно положил карандаш на карту с оперативной обстановкой — жало коснулось села Рыно́к.
Суровцев не знал, что вот так же положил карандаш командующий шестой немецкой армией.
Полковник Суровцев не знал… Но то, что положил карандаш именно так, не было случайно: один замышлял, другой предугадывал, понимал замысел…
— Немецкое командование использует испытанный прием. Я сомневаюсь, что на этот раз он оправдает себя. Потому что блокировать город протяженностью в пятьдесят километров практически невозможно. Волга затруднит оборону… Зато не даст окружить…
Генерал Жердин смотрел строго. Чуть заметно усмехнулся, губы повело точно судорогой:
— Хотел бы я услышать Паулюса…
Суровцев глянул на командующего строго, почти с вызовом:
— Возможно — ошибаюсь. Но поживем — увидим.
Утром двадцать третьего августа четырнадцатый танковый корпус перешел в наступление. Одновременно перешли в наступление восьмой и пятьдесят первый армейские корпуса. Перед восьмым армейским корпусом стояла задача обеспечить левый фланг прорыва, пятьдесят первый предназначался для фронтального наступления на Сталинград через Россошки — Гумрак, прикрывая одновременно правый фланг танкового корпуса. Одиннадцатому армейскому корпусу надлежало оставаться для обеспечения флангов в излучине Дона, двадцать четвертый танковый корпус, располагавший сейчас только семьдесят первой пехотной дивизией, должен был создать силами этой дивизии плацдарм у Калача и оттуда наступать на восток.