Коблов хотел сделать шаг, но было слишком тесно — только выставил вперед свой огромный сапог.
Полковник Добрынин протянул руку, сказал:
— Здравствуй. Рад видеть живым, здоровым.
Удивительное дело: Коблов был точно таким же, как тогда, за баранкой, как в дни окружения, — безулыбчивым, строгим, небритым. Щетины на лице ровно столько, сколько тогда. И глаза, и руки… Словно не было ни Харькова, ни отступления до самой Волги. Вроде бы сломаться должен человек, измениться… А он все такой же.
Полковник Добрынин тиснул большую жесткую руку, ощутил чужую неподатливую силу, сказал:
— Рад видеть. Иной раз думаю: если Коблов жив-здоров, будет все хорошо.
— Хорошего чуть, — сказал Коблов.
— Чуть, — согласился Добрынин. — Я говорю — «будет». Раз мы с тобой живы…
Засмеялся. Нехотя, скрипуче. Тут же оборвал смех, глянул на Коблова внимательно, как будто хотел найти в лице солдата новые черточки. Однако новых черточек не было, и он, словно решив, что сомнения излишни, кивнул:
— Если Коблов жив и воюет, значит, все в порядке.
Тот переступил с ноги на ногу, коснулся плечом Веригина, подался в сторону:
— Таких, как я, много, товарищ комдив.
Добрынин кивнул:
— Много, — расстегнул пуговицу на воротнике гимнастерки, оглянул тесно набившихся людей, низкий сводчатый потолок, насупился: — Так вот, значит, дошло до меня… Что вы тут с немцами съякшались, обедать к ним ходите…
У капитана Веригина плечи потянулись кверху:
— Товарищ комдив…
— Я все знаю, капитан. Опустите руку. Коблов, это кто придумал — к немцам за обедом?..
— За ужином, товарищ комдив, — и Коблов, легонько отстранив плечом капитана Веригина, сделал шаг вперед. — Мы, значит, подсватались к ним вплотную, слышим весь распорядок. И говор слышим: «Брот, зуппе…» Слышим, как гремят фрицы котелками. А есть хочется, товарищ комдив. Все сухари да концентраты… Ну, командир роты вызвал пятерых охотников…
— Как фамилия командира роты?
Веригин вытянулся:
— Лейтенант Агарков, товарищ комдив, — и, видимо намереваясь заступиться, защитить, прибавил: — За бой на высоте сто тридцать семь награжден вторым орденом.
И глянул на Крутого. Точно искал поддержки.
Крутой сказал:
— Боевой командир. Только мальчишка еще.
Добрынин фыркнул: хорош мальчишка. А капитан Веригин вдруг подумал, что, пожалуй, все обойдется. Если не знают, что Агарков сам лазил в немецкие окопы, обойдется.
— Дальше, — приказал Добрынин, продолжая разглядывать Коблова.
— Что же дальше… Смерклось, значит, затихать стало. Слушаем. Ага, загремели котелками, засуетились… Принесли, значит. Ребята поползли. А расстояние какое там? Нет ничего. Остальные, понятно, изготовились…