Еще одна бомба упала… В дверной проем было видно, как потянулись вверх синеватые трассы.
И снова нудный гул самолета…
— Товарищ комдив, первый батальон триста тринадцатого полка обороняется на участке железный мост — будка путевого обходчика! Передний край проходит по железнодорожным путям! Последние двое суток батальон из боя не выходит, активных штыков семьдесят, ротных минометов четыре…
— Подожди, — сказал полковник Добрынин, — не за тем пришли. Вот командир полка говорит, что за последние сутки ты не потерял ни одного человека…
— Ни одного, товарищ комдив.
Через открытую дверь было видно, как загорелся деревянный лабаз. Желтоватый огонь выхватил из темноты зубец каменной стены, верхушку телеграфного столба с оборванными проводами и что-то еще, причудливое, непонятное.
Далеко, за Волгой, ударило тяжелое, должно быть двухсотмиллиметровое, а тут, рядом, сделалось вдруг тихо, словно все затаились, проглотили язык.
— Да закройте же дверь! — сердито сказал Добрынин. — Какого черта!..
Дверь захлопнули, сразу сделалось душно, резче, острее запахло керосиновой гарью. Капитан Веригин услышал чужое напряженное дыхание и вне всякой связи подумал, что вот он надеется на начальство, а командир полка и командир дивизии пришли к нему, к солдатам, потому что надеются на них…
— До этого теряли, а в последние сутки — нет? Почему же?
За спиной у Веригина чиркали зажигалкой, подполковник Крутой дышал в самое ухо, а командир дивизии подступил вплотную…..
В одну минуту разбухла досада: там, в штабах, в тишине — великие замыслы, сложные расчеты, исторические параллели… Наука. А тут, на передовой, солдаты сами… Присунулись к немцам — можно жить.
— Веригин, ты что, язык проглотил? — сердито спросил командир полка.
— Посветите сюда, — приказал Добрынин, словно хотел разглядеть медлительного комбата.
Кто-то зачиркал спичкой. Фитиль загорелся. Чья-то рука протянула бронзовую гильзу. Веригин опять увидел командира полка, командира дивизии в каске и с автоматом, еще двоих или троих, незнакомых…
— В последние сутки в батальоне потерь нет потому, что ушли от воздействия авиации, артиллерии и минометного огня противника!
Сказал громко, четко, точно решил, что после этого говорить уже не придется.
— Куда ушли? — спросил Добрынин.
— К немцам, товарищ комдив! Кое-где закопались совсем рядом.
— Ну?..
— Вот красноармеец Коблов из первой роты говорит — как у Христа за пазухой теперь. Позвольте, он доложит.
На квадратном лице подполковника Крутого были написаны недовольство и любопытство.
— Коблов? — спросил командир дивизии. И осторожно приподнял козырек каски, точно она мешала ему разглядеть солдата.