С немецкой стороны прилетел, прохлюпел снаряд, разорвался поблизости. Все подняли голову: никого не задело? Анисимов сказал:
— Рано. Они сейчас, доподлинно, обедать должны. У них — порядок.
Опять бухнуло, опять проворчало вверху… Снаряд разорвался с другой стороны дома, Шорин махнул рукой, засмеялся:
— Какой-то психует, — и поднял глаза на Коблова: — Хлебушек — точно — весь.
— Лихарев придет, у него — сайка.
— Живем.
— Вот прокопаем ход сообщения, все будет нормально, — пообещал Агарков.
— Копаем, копаем… — повздыхал Анисимов. Он открыл жестяную банку мясных консервов, нож протянул Шорину — Спрячь. Я говорю, все копаем… Круг Сталинграда вон чего накопали. А он пришел и сел в наши ямки. Теперь — выковыривай.
— Ничего, выковырнем, — тихо пообещал Шорин.
— Известно… Да только обидно.
— Возьми напиши Паулюсу — мол, так и так, нехорошо: мы копали, а вы сели.
Агаркову не хотелось разговаривать, ему хотелось только выспаться. Знал, что уснуть можно лишь днем. Если немцы не будут атаковать еще. Но атаковать, должно, будут. А ночью — копать. И минировать. Как минировать, Агарков не знает — площадь выложена камнем. И копать нечем.
Уснуть бы… Вот только посмотрит, что там, в подвале. А потом уснет.
Анисимов сказал:
— Куда же вы?.. — подкрепимся чем бог послал.
— Нет, пойду. В подвал…
— А… — догадался Анисимов. — Гражданских уже прибрали. Вот Грехов только…
Анисимов махнул рукой, отвернулся.
— Пойду, — для чего-то опять сказал Агарков. — Вы глядите. Хоть и обеденное время…
— Не сумлевайтесь, — заверил Анисимов. — Вот перекусим толечко. Пять минут.
Шорин подтянул канистру, налил в котелок:
— Хлебните.
Агарков приложился. Тянул кислое вино, чувствовал, как вяжет во рту. Выпил, сказал:
— Спасибо.
Анисимов сморщился в улыбке:
— На здоровье, товарищ лейтенант.
С немецкой стороны застучал пулемет. И над самым ухом: «Цвик, цвик…» Агарков сказал еще раз:
— Глядите. — Подумал, приказал: — Обнесите всех.
И пошел. Из подвала, навстречу, поднимались те, двое… Лейтенант Агарков спросил:
— Ну?..
Один посторонился на лестнице, ничего не ответил, другой махнул рукой:
— Да что там…
В углу горела, чадила керосиновая лампа, без стекла, под ней, на полосатом матрасе, лежал Мишка Грехов. Грудь, спина укутаны бинтами. Он не стонал, казалось, не дышал. Боец Пронин, которому лейтенант Агарков приказал быть по совместительству санитаром, сказал:
— Ребра торчат. Может, только ребра задело… Тогда выживет.
Лейтенант Агарков опустился на колени:
— Миша, ты как?
— Ничего, — прошептал Мишка. — Все время пить хочу.
— Вина хочешь? Вот только можно, нет ли?.. А знаешь, о тебе командующий справлялся. Дескать, как он там?..