Кто-то рыдающим голосом выкрикнул:
— Товарищи! Дорогие товарищи!
Слабенький детский голос просил:
— Мама, я хочу домой!
На кровати под одеялом лежала женщина. Лейтенант Агарков увидел запавшие глаза и руку поверх одеяла, матово-белую, тонкую, изящную.
Лейтенанту Агаркову сделалось отчего-то страшно, он хотел и боялся приглядеться, рассмотреть лицо, как будто после этого в нем навсегда приживутся тоска и боязнь. Но больше всего боялся услышать голос…
За стеной, за домом, лопнул одиночный минный разрыв, и Михаил Агарков точно обрел самого себя… Придвинулся вплотную, коленом коснулся железной кровати, сказал:
— Здравствуйте!
Слово было далеким, давным-давно забытым, прозвучало неестественно, нелепо; он опять испугался, теперь уже этого слова, собственного голоса, как будто делался слабее от этого слова, точно отказывался, отрекался от святой обязанности… Но тут же сообразил, что другого слова нет и не будет. Для того и воюют, чтобы люди жили.
Опустился на колено, повторил:
— Здравствуйте.
Увидел женщину близко. Понял, что она умрет. По глазам понял.
— Позовите генерала, — произнесла она неожиданно чистым голосом. — Пожалуйста. Я уже давно прошу.
Михаил зачем-то оглянулся по сторонам… Увидел хмурые лица, бинты, чьи-то глаза…
— К нам могут прийти только ночью, — заторопился Агарков. — Ночью мы отправим вас за Волгу.
— Нет, — сказала женщина и пошевелила головой из стороны в сторону, — меня отправлять не надо. Мне осталось недолго.
Сбоку, из темноты, вышла горбатая, похожая на треугольник, старуха. На ней была клетчатая шаль, концы свисали до пола. Остановилась рядом с Агарковым, сказала:
— Лечила нас всех. Доброта моя милая. Стрельнули бы в меня…
Иссохшей рукой поправила одеяло, посмотрела на Агаркова, потом на Анисимова… Покачала головой. То ли укоряла, то ли жаловалась… Не сказала больше ни слова, пошла в свой угол.
Лейтенант Агарков спросил:
— Как фамилия генерала?
— Не знаю. Я видела его в августе. И третьего дня… На берегу. Я хочу с ним поговорить. Пожалуйста…
Пальцы на одеяле чуть заметно шевельнулись, а лицо покривилось… То ли сделалось больно, то ли попыталась улыбнуться. Именно вот это движение лица подсказало, как мало ей осталось.
— Я сейчас доложу, — поспешно сказал лейтенант Агарков. — Я передам вашу просьбу.
Женщина закрыла глаза:
— Слышала — это командующий. В августе он показался мне сильным. Я подумала тогда, что если у нас такие генералы…
— Какие? — спросил Агарков.
— Не знаю, — очень тихо ответила женщина. — Я решила, что наши беды скоро кончатся.
— Кончатся, — согласился Агарков. — Только не скоро.