Стоит лишь захотеть.
Мишка гордился, что живет в Сталинграде. Снисходительный к чужим слабостям, мог согласиться, что в других городах, в других местах страны тоже неплохо. Но самое интересное и значительное было, конечно, в Сталинграде. И не в каком-нибудь районе, а на СТЗ. Нет лучшего директора школы, чем Александр Акимович Макаров, нет лучшей футбольной команды, чем команда «Трактор»; лучший в стране кинотеатр — «Ударник», самый знаменитый яхтсмен — Александр Иванов, а самый смелый, отчаянный парень конечно же он, Мишка Агарков.
Обо всем лейтенант Агарков хотел вот сейчас рассказать.
Однако не стал говорить: многое Анисимов знал без него, а что было известно только ему, Михаилу, решил оставить для себя. Как самое дорогое, самое заветное. Расскажи — словно выбросишь…
Лейтенант Агарков ни о чем не стал рассказывать. Только вздохнул.
Когда вернулся на свое место, к пролому, откуда наблюдал и командовал, стал накрапывать дождь. Веские капли редко падали на сухую землю, на серый булыжник, на убитых немцев… Михаил слышал, как звучно, громко ударяли дождинки по измятому жестяному листу, видел, как мокрые оспины садятся на лицо, на мертвые щеки. Дождевая водица блестела маленькими живинками, и лейтенанту Агаркову стало казаться, что губы у немца шевелятся, растягиваются в тихой улыбке. Еще одна капля упала возле самого глаза, веко судорожно дернулось, немец подмигнул Михаилу и стал медленно подбирать ноги к животу…
«Черт… Недолго и рехнуться», — подумал лейтенант Агарков и решил, что надо обязательно поспать. А то начинает уже мерещиться…
Он видел этого немца час назад, однако не обратил внимания, как близко тот лежит. Каска слетела, валяется в стороне, волосы похожи на женские: волнистые, светлые, длинные; прямой тонкий нос… Смерть не обезобразила лицо, оно было спокойным, осталось красивым, редкие капли мочили его, словно пытались оживить. «Зачем?.. — подумалось Михаилу. — Ходил, гулял бы по своей Германии… Жил бы. Зачем пришел?»
Дождь забарабанил чаще, лицо убитого сделалось мокрым. Михаил опять подумал: «Гулял бы…»
Слышал, как зуммерит телефон, слышал озлобленный смех бронебойщика Лихарева и тупые удары железа о камень; его громко звали, Семен Коблов ругал кого-то последними словами, урчал, ворковал тихий голос Анисимова…
Уходить от пролома не хотелось — убитый точно заворожил его.
«Гулял бы себе по Германии…»
— Товарищ лейтенант!..
Михаил Агарков еще раз глянул в пролом: площадь затянуло серой мглой, шуршал, сеялся дождь; резче пахло пожарищем, на Мамаевом кургане взлетела первая ракета…