Черные буквы вырастают и лопаются, точно взрываются:
«При отклонении вами капитуляции предупреждаем…»
Чем все это кончится?
«…войска Красной Армии и Красного Воздушного Флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окруженных германских войск, а за их уничтожение Вы будете нести ответственность».
Да, конечно. Но если капитулирует, тоже будет нести ответственность…
Страх перед русскими и перед Гитлером лег на чашу весов.
За дверью начальник штаба кричал, приказывал:
— Стрелять! В парламентеров стрелять!
Паулюс опять увидел генерала Хубе.
Все будет зависеть от того, что скажет сейчас генерал Хубе. Он только что вернулся из Берлина, разговаривал с Гитлером.
Неделю назад Хубе вылетел из котла — его вызвали в Берлин, чтобы вручить высокую награду. В штабе армии на него возложили миссию обстоятельно доложить канцлеру и верховному главнокомандующему все как есть. Возвращения Хубе ждали с великим нетерпением, на него надеялись. Теперь — вот он. Стоит подчеркнуто учтиво, весь увешан орденами.
Все зависит от того, что он скажет…
Генерал Паулюс не думал, однако, что случится неожиданность. Фронт отходит все дальше, исходные аэродромы отодвинулись в Новочеркасск, Шахты и Ворошиловград. Неожиданности, тем более хорошие, исключались. И все-таки принять или отклонить русский ультиматум будет зависеть от того, что скажет генерал Хубе.
Командир корпуса отлично понимал: сказать надо только то, что предназначалось именно Паулюсу. Эти слова нужны командующему, чтобы оправдать себя в глазах офицеров и солдат. Чтобы оправдаться в собственных глазах.
Паулюс знает, предполагает наверное, какие слова скажет ему Хубе. И все-таки ждет.
Хубе все понимает. Он скажет только те слова, которые нужны Гитлеру и Паулюсу. Остальное оставит при себе. Не надо рассказывать, с каким чувством вылетел из котла, как рвались кругом зенитные снаряды, как старался подавить тошнотный страх… Минутный визит к фон Манштейну, слова фельдмаршала о высокой миссии шестой армии, рукопожатие, пожелание счастливого пути… Манштейн дал понять, что все идет именно так, как должно идти, как диктуют обстоятельства. Даже Гитлер не станет пренебрегать этими обстоятельствами. И не надо домогаться…
Но когда ехал, шел берлинскими улицами, когда поднимался по гранитным ступеням рейхсканцелярии, видел тяжелые, на столетия возведенные колонны, рослых, неподвижных часовых под знаменем со свастикой, когда остановился перед дверью в кабинет Гитлера, верил, что Германия — может. Хубе не был ни политиком, ни стратегом, но именно в этот день понял, что шестая армия кончилась.