Андрей требовал:
— Про Нюру скажи…
Игнатьев смотрел на командира батальона виновато:
— Так я же про нее…
— Как одета была, как причесана, какие слова говорила?..
Игнатьев недоумевал:
— Как причесана… Обыкновенно…
Подходил, выручал Коблов:
— Удивительное дело — дошли. Ведь подумать только: от Оскола до Дона по немецким тылам… А Нюра… Я бы незамедлительно женился на ней, вот что, товарищ комбат.
С тех пор как Семен Коблов стал политруком первой роты, что-то изменилось в нем: и тот человек, и не тот. Он был все такой же неторопливый, медлительный, тяжелый, но в его большой фигуре прибавилось стати, словно сбросили ему десяток лет, и говорить он стал охотнее, вроде бы даже складнее, как будто подменили Семена Коблова. И тот же вроде мужик, и не тот…
— Я бы женился, — повторял он. — Честное слово.
Капитан Веригин сердился:
— Поучать, советовать — все мастера.
— А что же тут делать? — настаивал Коблов. — Письма ей пишете чуть ли не каждый день… Вон, полевая сумка полным-полна.
Капитан Веригин холодел:
— Откуда ты знаешь?
Коблов хитро улыбался:
— Да уж знаю.
О том, что комбат Веригин пишет письма и не отсылает, знал весь батальон; но, пожалуй, один Семен Коблов догадывался, кому тот пишет.
— Женитесь, — отечески советовал он. — Нюра ведь рядом. Рапорт по команде, отпуск на сутки…
Капитан Веригин вздыхал, прятал глаза:
— Подавал.
Действительно. Однако полковник Крутой и слушать не желает. Всякие женитьбы на фронте считает делом противоестественным. Евдокию Павловну, свою законную жену, и ту приказал отправить за Волгу. Да только не та женщина Евдокия Павловна: дошла до самого командующего. Генерал Жердин приказал оставить ее при штабе, заниматься она будет делопроизводством. Это еще какое делопроизводство в штабе полка? Но генерал Жердин много не разговаривает: приказал — баста! Если нет делопроизводства — будет. Из этого сделали заключение, что полковника Крутого в скором времени ожидает повышение в должности.
На рапорт капитана Веригина полковник Крутой сказал:
— Не терпится до конца войны, подожди — прикончим Паулюса.
Андрей пытался объяснить, но Крутой не стал слушать.
— Не пущу. С часу на час ждем приказ, пойдем на штурм. А мой комбат на свидание, видите ль, уехал… Это как? — И махнул рукой: — Уходи, Веригин!
Вместе с Кобловым и Агарковым комбат обходил расположение роты: где бегом, где ползком… Тяжелые пушки били из-за Волги редко и как-то неохотно, снаряды рвались гулко. Немцы сидели тихо, на обстрел отвечали редко и, только когда их атаковали, передовая оживала, взрываясь бешеным огнем.