— Не может он, уж это доподлинно. Потому как жена у него сто сот стоит. Прямо королева. Вот я, к примеру: ни одной бабы, опричь своей жены, не знал и знать не желаю! Уж это доподлинно! А у Шорина…
Кто-то сожалеючи вздохнул:
— Да перестаньте, ну вас к черту. Что вы в самом деле…
А Шорин глянул на Анисимова с застенчивой благодарностью. Сказал, кивнув на шурина:
— И у него жена хорошая. Только у меня белявая, русая, а у Анисимова — чернявая. На погляд никогда не подумаешь, что сестры они. Право слово. Так ведь, Анисимов?
Тот сидел притихший, словно оробевший, по лицу бродила счастливая улыбка. И всем сделалось вдруг неловко за свое добродушное зубоскальство. Потому что иным людям не надо предлагать корявых слов, в разговоре с ними не надо блудить даже в мыслях. Все, наверное, подумали в эту минуту о женах, о детях. Всем захотелось, чтобы у них было твердо, прочно, как у Шорина, как у Анисимова. Даже Лихарев, который чаще всех сквернословил в адрес женщин, сидел тихий, смирный, смотрел на свои руки, как будто рассматривал собственную душу.
Дощатая дверь распахнулась, и через порог, низко пригнувшись, шагнул капитан Веригин: каска — набекрень, на груди — автомат. А за ним еще… Все разом поднялись, старший лейтенант Агарков громыхнул раскатисто:
— Товарищ комбат!..
— Знаю, — сказал капитан Веригин. — Вольно. Садитесь, садитесь.
Но никто не сел. Только потоптались, освобождая, уступая место. За капитаном Веригиным протиснулся связной Гришка Семин и ротный старшина с фляжками в руках. Начальство начальством, а фляжки увидели все. Ничего не скажешь — молодец старшина.
Капитан Веригин положил автомат, протянул руку:
— Ну, здравствуй, Шорин.
Тот взял руку командира батальона осторожно, опасливо, однако забылся, не удержался — крепко пожал.
— Э, черт!.. — охнул капитан Веригин. Встряхнул раздавленную кисть, засмеялся: — Я ведь знал, не хотел подавать тебе руки. Ну да ладно, ругать не стану. С прибытием тебя и с наградой.
Шорин стоял перед командиром батальона растерянный.
— С прибытием и с наградой, — повторил капитан Веригин. Опустил руку в карман, потянулся к Шорину. — За последние бои. По поручению командира полка гвардии полковника Крутого… — Расстегнул пуговицу на гимнастерке Шорина, сказал: — Проколите дырку. Быстро.
Шорин ощутил прикосновение холодной руки, по спине пробежали колкие мурашки, а в широченной груди сделалось тесно. К нему потянулись еще чьи-то руки, привинтили орден Красной Звезды к линялой гимнастерке.
— Спасибо тебе, Шорин.
Был момент — Шорин не мог выговорить слова. Передохнул, ответил по-уставному: