Игнатьев ссутулился, стал похож на старика. Потом нагнулся, произнес глухо, точно прощался:
— Товарищ полковник…
Дальше опять помнилось смутно: каша из походной кухни, крепкие, только из ремонта, солдатские ботинки… И нетерпеливый начальственный голос за дверью: «Это еще какой полковник?»
Нестерпимо, до черноты в глазах, болела голова. В солдатском, в чистом он лежал в теплой избе, на топчане; за окном пошатывался штык часового.
Это что, арест?
На другой день пришел молоденький подполковник, долго рассматривал документы, спросил:
— Как ваша фамилия?
Под самое горло подступил жар:
— Поставьте в известность командарма Жердина.
— О чем? — тихо спросил подполковник.
Добрынин почувствовал, как наливается бешенством:
— Я не потерплю хамства!..
Растворилась дверь, вошли трое. Генерал Жердин показался еще выше ростом, лицо неподвижное, злое. Других Иван Степанович не знал.
Жердин остановился возле стола — точно слепой наткнулся на стену:
— Иван… — Словно все еще не веря, отступил на шаг… Потом поднял его за плечи, тряхнул, засмеялся тихо, радостно, как-то по-домашнему. — Иван…
Через несколько минут тесно ехали в легковой машине, потом Иван Степанович спускался в штабной блиндаж, а часовые лихо держали винтовки «на караул». Неярко горела электрическая лампочка, телефонист повторял позывные, а подполковник Суровцев стоял навытяжку. На шее — домашний шарф.
Как тогда.
Навстречу шагнул невысокий человек с перевязанной головой. На Добрынина глянули пронзительно голубые застенчивые глаза:
— П-полковой комиссар. З-забелин.
Полковник протянул руку.
А Добрынин не мог оторваться от голубых глаз. В них жила детская безгрешность и чистота, только волосы у комиссара были поседевшие. Легкое заикание, выправку, «шпалы» на петлицах заметил, увидел минутой позже. Подумал: «Моя правая рука…»
Точно так же била немецкая артиллерия, сыпалась земля с потолка…
Все, как в тот день…
Что ж, значит, будем воевать.
* * *
Генерал Паулюс перелистывал, бегло читал донесения разведки, на лице не отражалось ни малейшего движения. Не отрываясь от бумаг, не поднимая головы, спросил:
— Генерал-лейтенант Жердин русского происхождения?
Адъютант, полковник Адам, склонился в учтивом полупоклоне:
— Так точно, господин генерал. Русский, — и едва заметно улыбнулся: — Чистокровный.
— Так, так… — Паулюс поднял голову, посмотрел на полковника Адама пристально. Что ж, первый адъютант армии может позволить себе шутливый тон. — А не скажете ль вы, что происходит в семьдесят восьмой дивизии русских? Полковника Добрынина сменил Суровцев, а через несколько дней командиром дивизии оказывается опять Добрынин… Что это значит?