— Слышь, мужик… Посмотри на меня, мужик, чего ты не смотришь? Хочешь, в торец дам?..
От него разило. Евгений инстинктивно схватился ладонями за его запястья, пытаясь сорвать захват со своей груди, но парень еще тверже сцепил пальцы и с прицельным любопытством наблюдал за его, Евгения, трепыханием. В зрачках его глаз бродил смурый туман. Вдруг выражение его лица изменилось, челюсть его отвисла, глаза округлились — в них даже появилось некоторое выражение — и, отпрыгнув от Евгения, он через мгновение припустил вниз, не оглядываясь.
Правильно советует Жека. Нужно сосредоточиться и подумать о жизни, нужно раздеть ее до сути, как капусту до кочерыжки. Об этом вот парне сразу ничего и не подумаешь, кроме того, что он ненормальный. А может, все не так, может, с ним что-то случилось, если пьет с утра.
Но чтобы подумать, нужны благоприятные обстоятельства, которых не было. Теперь же они появились, эти благоприятные обстоятельства. Во-первых, сократили на работе — как из жизни сократили, — во-вторых, в больницу кладут. В-третьих — и с этого надо было начинать — жена увезла дочку в Москву на операцию. Дома пусто и тихо. И темно. По возвращении можно как раз лечь и начать думать, сосредоточившись…
За короткий отрезок времени с Евгеггием — вернее, в его присутствии — произошло несколько событий, которым нельзя дать прямого истолкования. Их причина лежит глубоко в подоплеке общего движения событий, и какая-то пружина все время выталкивает эти события в поле зрения Евгения. Это не случайно. И ни с кем нельзя поделиться своими мыслями и сомнениями, иначе засмеют. Евгению видно то, чего не замечают другие. Ему нужно быть настолько вострым, чтобы своевременно отразить наскок очередного события, что нельзя ни на минуту расслабиться: вдруг на него снизойдет разгадка всего…
На остановке вверху он подождал автобуса. Пробки у светофоров рассеялись, автобусы шли обратно полупустые, но почему-то с других маршрутов, а «тройка» как в воду канула. Обычно автобусы во второй половине дня появлялись к четырем часам, чтобы загрузить микрорайоны возвращающимися с работы людьми.
Народ сновал вокруг Евгения, пересекал пространство перед въездом в ворота военного завода, дорогу перед идущими машинами, пустырь за остановкой, за которым начинался районный рынок. А за рынком и за горушкой, на которой располагался рынок, ступенчатыми горбами дымились Северо-Южный и Западно-Восточный микрорайоны, пригнетенные низким клубящимся небом. Микрорайоны казались Евгению северными сопками: они выглядели из долины настолько близкими, что рукой подать, а идти до них приходилось весь световой день.