Хотя что он мог увидеть с балкона девятого этажа: то же, что и Евгений из своего окна — стену дома напротив, слюдяной отсвет иллюминаторов, клоки утреннего тумана, сползающие с бетонного ребра дома, будто вода с форштевня идущего полным ходом корабля. Он стоял, ветер шевелил волосы, борода развевалась, и кто мог знать, что он видит оттуда и понимает ли что в этой жизни, или она осталась для него тайной за семью печатями… Нет, нельзя так долго жить, не каждый выдержит и захочет сокращения сроков…
Что-то деда сегодня не было видно.
Тут вспомнилось, что сократили как раз его, Евгения. Вчера утром на планерке вручили трудовую книжку. Никакой неожиданности это не представляло, о сокращении было объявлено заранее, однако после планерки Евгений почувствовал неудовлетворенность с оттенком неясной обиды на судьбу, поспешил домой и завалился досыпать. Эта неудовлетворенность потом и привела к тому, что завелся. Сперва навестил Жека-сантехник с вантузом наперевес: проверял, из какой квартиры заливает каналья. Он был по работе всюду вхож, везде терся, знал все обо всех в своем микрорайоне, имел уклон в философское осмысление жизни — видно, соприкосновение с изнанкой человеческого существования неизбежно подталкивает к такому осмыслению, — и даже имел принцип, который выражался девизом: «Не надо грязи!» Жека проникся пониманием, бросил вантуз в прихожей, сбегал к себе — кажется, в подвал — и вернулся с початой бутылкой водки. Этих бутылок водилось у него несметное множество и все почему-то были початые, как будто Жека проверял содержимое каждой из бутылок на наличие некоего чудодейственного эликсира, способного преобразить этот мир.
Эликсир кончился, Жека ушел искать каналью, а Евгений опять лег. Но лежал недолго: сосед в этот день почему-то не работал — а он был бригадиром сварщиков-жестянщиков — дернул ручку двери, и дверь, как это часто бывало, оказалась не заперта. Влез двухметровой тумбой — вес сто двадцать килограммов — и загудел, как в вентиляционную трубу: «Кому ты спишь! Сократили? Могу взять в свою бригаду. Предупреждаю: работа тяжелая, бетон таскать, но деньги будут. Плюнь! Завтра давай сходим в церкву. А по хлопке стопнем?»
Принес пузырь антидепрессанта, как он его называл — самостропного, вонючего, — закусывали редькой и лимоном, потом сваркой варили на его балконе силушку для «жигуля», силушка изнутри задымила, ее утопили в ванне с водой, но она продолжала долго и едко подымливать, пока сама собой не погасла. Добавили еще, и уже тогда Евгений стал запоздало думать, что надо бы остановиться, но не мог. Сосед уехал за получкой для ребят из своей бригады, а заодно и купить палку колбасы, но поехал не на своих «жигулях», потому что выпивши, а на рейсовой «тройке», и почему-то в больших домашних тапочках, хотя было слякотно и довольно холодно.