На свою постоянную лыжню Федор вышел засветло, но пока добирался до избушки, небо снова усыпали звезды. Докатил на лыжах до самой двери.
— Пришли-приехали, — с глубоким вздохом объявил себе Федор, снял лыжи и приставил к стене.
Рядом на деревянный колышек повесил ружье. Вытащил из-за спины топор, воткнул в нижнее бревно. Все как всегда. Снял лузан и, с трудом нагнувшись, вошел в темноту избушки. Тяжело опустился на скамейку у входа. Ощупью нашарил спички. Уже после того как зажег лучину, долго сидел без движения, низко опустив плечи. Очистил усы, брови от сосулек. В избушке, не топленной уже трое суток, после леса казалось тепло.
Федор снял с крюка котелок с супом из зайчатины, заглянул в него при свете лучины. Вот славно, не промерз. Дотянулся до переднего угла, взял со стола ложку. Поставил котелок на колени и начал хлебать острохолодный суп. Не было сил разводить огонь в очаге и ждать, пока согреется. Ну, что человеку еще надо, коли есть у него в котелке такая вкусная похлебка из зайчатины! Вытащил заячью ногу и обглодал. Нет, не наелся, далеко еще было до настоящей сытости, но хватит, хватит пока. Какое-то топливо в себя он загрузил. Теперь надо открыть дымоволок и разжечь каменку. Открыл. Разжег. Дым колыхался под потолком, а Федор снова присел на скамейку. Бывает же такая усталость — как тиски. Дрова разгорелись. Федор повесил над каменкой котелок с остатками супа и котелок для чая. Прежде чем снова сесть за еду, достал рысью шкуру, осторожно расправил, растянул в дальнем от печки углу. Теперь он не жадничал, ел не спеша, согревая нутро, ел с сухарями, потом с куском сахару выпил чаю. Все, слава богу, хорошо обошлось. Федор вздохнул и перекрестился. Пусть бы и дальше так. Дай нам бог…
В избушке стало тепло. Федор разделся, потушил лучину, вытянулся на мягкой, теплой лосиной шкуре и уснул, как только голова коснулась подушки.
Родная парма-тайга тоже, видно, соскучала по Федору. Ему вот как нужна удача — и тайга давала ему охотничье счастье. Не жадничала. Словно слышала родная парма сердечную боль и тоску по Ульяне и помогала ему, помогала, выводила на его охотничью тропу свои богатства. Как иначе, без помощи пармы-тайги, усмирить будущих тестя и тещу?.. И Федор не жалел сил. Четыре месяца он то утопал по колена в снегу, то легко скользил по насту — и выслеживал, и догонял, и радовался.
Сколько же сотен верст лесных прошел он в ту зиму, выслеживая зверя, проверяя капканы и петли? Если бы вытянуть его лыжню в линию, ой, хватило бы до Кронштадта, не меньше того.