Но и то сказать, губернатор не всякий день приезжает, не всякий даже год. Как не посмотреть на губернатора! И про этих, ну, которые нефть ищут на Ухте, давно слухи ходят: мол, землю дырявят, так и этак колупают, из-под земли, мол, сама потечет… Опять же глянуть надо, до чего ж это человек умом дошел. Непонятно Федору-охотнику, как это можно землю дырявить. Они-то с отцом знают в верховьях Нибели и по ручью Чимъелю такие места, где из земли что-то вроде черного вонючего дегтя сочится.
И тухлым яйцом отдает. По разговорам это и есть та самая нефть, что на Ухте ищут. Упаси бог, ежели такой дряни много потечет: это ж всю округу сведет на нет… Еще говорят, могут здесь железную дорогу построить, а тогда не только зимой, и летом и весной люди сюда добраться смогут. И главное, хорошие заработки будут. Вот оно как. Всякое дело как палка о двух концах. С одной стороны, значит, тухлым яйцом разит, с другой — деньги сулят. Поди разбери, откуда подступиться. Это ж так может обернуться, что выгодно станет показать пришлым то место, где нефть из земли сочится. И, стало быть, им, отцу и Федору, как людям знающим, самые большие заработки причитаются, если по справедливости. Вот бы здорово! Ан спешить не станем, вперед батьки не суйся, а батька отпустить-то отпустил, но настрого заказал не болтать о своей земле. Пришлый народ он и есть пришлый, чужая земля ему не дорога, чужое горе не горько, надо еще посмотреть, чего они затеют делать, эти пришлые…
Теперь Федор сам видел, как нефть ищут. Сам. И чтоб он кому о своих заветных местах рассказал — да ни в жисть. Боже упаси! Ежели и спросит кто, станет отпираться да утаивать: знать не знаю и ведать не ведаю. Иначе и к ним придут, лес переполошат, реки наизнанку вывернут, да пожгут, да попортят… Федор, сюда, к губернаторской палатке добираясь, всякого уже насмотрелся. Везде, где пришлые землю дырявили, почему-то горелый лес: сколько глаз видит — одни обугленные деревья с сучьями торчат. Вот и здесь, вокруг избы Сидорова, наворочали. Зачем этак-то, господи? А еще вышка стоит, сплошь досками обшитая. А внутри той вышки — и шуму, и гаму, и скрипу, и стучит, и брякает… Рядом кузня — и там стучат без конца. Тут же длинный деревянный сарай с трубой, труба из окна торчит, и пар из нее пыхтит, не упыхтится никак… Да ведь здесь на сто верст кругом зверя-птицу распугали, столько шуму-гаму, в самом Питере, поди, слышно. А если таким-то обычаем они к нам придут, думает Федор, у нас тоже ни птицы, ни зверя не станет. Не-ет уж, он никому не расскажет о своих местах. Побереги, боже, нас от таких охотников за вонючей нефтью…