Разговор, конечно, вертелся вокруг войны. Горько считали убитых земляков. Боже праведный, если с одной только деревни уже девятеро убито, сколько ж тогда по вольному свету людей извели?.. Да и зачем же людям убивать друг дружку, чего заради? Ефрем Трифонович с одной ногой вернулся, скачет на деревяшке. А какой был охотник, смелый да быстрый…
— Ну, на земле дерутся, это понятно. Хочешь верх взять — стой крепче на ногах. А как же на море? На кораблях? Сказывают, море так бушует… волны выше наших домов — там-то как устоять? — спросил молодой парень.
— Так ведь не на корабле же дерутся, — встрял другой, — а корабль на корабль. Один палит по другому, пока не утопит. Так ведь, Федя?
— Да, в этом роде… — Федор представил последний бой. Странно было и вспоминать здесь, среди своих, на посиделках, тот страшный сон, который видел он наяву…
Стреляли, не видя друг друга. Два крейсера, «Богатырь» и «Диана», посланы были отогнать немецкие корабли от наших берегов. Вышли и больше суток бороздили море. Но вскоре пал такой туман — на палубе соседняя пушка еле просматривалась. Говорили, немец шастает где-то близко. Комендоры не отходили от орудий, готовые по первому слову команды открыть огонь. А куда станешь стрелять — в таком молоке? Шли без огней, без сигналов. И на короткий свисток-предупреждение об изменении хода вдруг рявкнули немецкие пушки, — оказывается, их корабли таились неподалеку. Разрывы снарядов заполыхали спереди, с бортов, подымая тяжелые столбы воды. Снаряды выли над головой, — у-у-ишш-ии! — звук этот душу выворачивал наизнанку, руки сами подымались, чтобы защитить голову. Но прозвучала команда, и наши крейсера открыли ответный огонь. Слепая дуэль тяжелых орудий — кому выпадет удача попасть в противника… Кромешный непонятный ад. Один снаряд разорвался неподалеку от орудия, в расчете которого был Федор.
Наводчика уложило наповал. А Федора словно колотушкой долбануло в левое плечо, и он тут же сел на снарядный ящик. Но по боевому расписанию, если наводчик убит или тяжело ранен, то Федор должен был его заменить. И он встал и наводил по команде, и орудие стреляло, пока корабль не вышел из боя. Скоро на той, немецкой стороне загорелось что-то, зарево пожара пробилось через туман. Били по всполохам. Затем отошли. А у Федора голова закружилась, и он потерял сознание. Очнулся он в лазарете. Осколок немецкого снаряда ударил в левое плечо, хорошо еще, кость не задел. Вытащили осколок и за месяц с лишним подлечили в госпитале. Да на побывку вот отпустили. По возвращении еще и Георгиевский крест посулили… Обо всем этом рассказал Федор, как умел. — Как же теперь… болит плечо-то? — спросила девушка, сидевшая рядом с Анной, спросила и покраснела до кончиков ушей. Но взгляд не увела, смотрела на Федора с болью, с участием, ждала ответа.