Но и по деревне Уля не встретилась. И с чего бы это так застряла в голове эта девушка…
За дровами до темноты они успели дважды съездить. Лопата для снега и не понадобилась — снег еще не глубокий, не намело. А погрузить дрова, да выгрузить, да сложить в поленницу позади пристройки для Феди была одна радость — как игра. Не чуял он никакой усталости, мог бы даже сам взяться и вместе с лошадью тянуть воз: хотела душа настоящей хозяйской усталости, хотела. Еще до ужина Анна сообщила брату, где вечером молодежь соберется на посиделки. Сказала: в складчину собрали шаньги, пироги, керосин для ламп, а Костя Савин зайца приволок, на жаркое. У Анны щеки пылали кумачом, радостью горели глаза. Так ей хотелось скорее попасть на вечеринку.
— Сходим, Федя, повеселимся. Ты рядом со мной садись, ладно? Ну, если, конечно, не потянет тебя куда в сторону… — Анна хитренько усмехнулась, пристально глядя в глаза брату.
— Если не потянет, обязательно рядом с тобой сяду, — улыбнулся тот, стараясь отшутиться и не показать, что же зародилось у него на сердце.
Когда пришли на посиделки, народу набилось уже — полная изба. Высоко на божнице дымилась коптилка. Девчата расселись вдоль стены, вспархивали в воздухе их веретена. Кое-где между ними сидели и парни, но большинство сгрудилось у задней стены, силами мерялись: кто на скалках, а кто и перетягиваясь согнутыми пальцами.
Ульяна была уже здесь и позвала их:
— Анна, сюда, мы с Костей для вас места держим. Как хотелось Федору примоститься рядом с Ульяной, но он заколебался, слишком уж мало места оставалось.
— Да тут… как же… я как медведь протиснусь, да вот вас потесню…
Ульяна посмотрела на него мельком, стыдливо прибрала глаза, пригласила тихо:
— Садись, Федя… ничего, не потеснишь… Я вот с вязаньем, рукавицы вяжу…
Федор устроился рядом с Ульяной, и от прикосновения к девушке сердце его так заколотилось в груди, наверное, на улице слышно стало. И в голову шибануло, словно после стакана доброй браги. Федор сидел и боялся шевельнуться, сам себе казался чем-то вроде мерзлого пня. Мерзлый-то мерзлый, а в пот бросило. Ульяна тихонько шевелила спицами, но телом тоже замерла, замерла, замерла…
Сказала наконец:
— Что, Федя, не хочешь с нашими парнями силой помериться, как тогда, в Троицу, помнишь? — И спохватилась испуганно:-Ой, да я забыла совсем, у тебя, поди, плечо до сих пор болит?
— Сейчас уж не так болит, ничего, терпимо, — тихо, только ей, Ульяне, ответил Федор. — Но пускай ребята между собой потягаются. Тогда, в Троицу, я еще мальчишкой был, лестно мне казалось больших перетянуть. А теперь уж и нехорошо вроде, aгa? Всех перетяну, скажут, вот, для того и остался лишний день, чтобы похвастаться, повыставляться…