Федор сначала онемел от такого поворота судьбы. Ежели начистоту сказать, то хотелось ему встать в полный рост за столом да и грянуть «ур-ра!» — камень с плеч свалился. Теперь никому в этом доме и про Ульяну сказывать нету никакой жизненной необходимости. Но, с другой стороны, весь разговор, и само застолье, и вид огорченного отца нареченной невесты — все располагало к неспешному ответу, где нужно было и людей не обидеть, и самому в грязь лицом не ударить, и рассудительно оправдать Саню — дай бог ей здоровьичка за праведное ее нетерпение…
— Вот оно как, — после некоторого молчания сказал Федор. — Да ведь и то сказать: Саня права. Как ни поверни — права она. И я эту ее правоту вполне даже признаю, Василь Дмитриевич. Ведь нынче как? Я — на войне. Вернусь ли, живой ли останусь, покалеченный — никому не известно. И когда вернусь — тоже неведомо, пока я служу — человек я подневольный, собою распорядиться не могу. Правильно Саня рассудила, она тут крутом права, да. И никакой на нее обиды у меня нету, Дмитрич. Тем более — на тебя или на тетку Аксинью. Это я вам от всего сердца говорю…
Василь Дмитрич внимательно выслушал Федора, каждое слово его принимая — по лицу видно было — близко, очень близко к сердцу. Заметно повеселел:
— Да ежели не обижаешься, Федор Михалыч, — сто раз тебе спасибо! Как коми люди говорят, вот.
— Спасибо тебе, Федюшка, — прозвучало и от тетки Аксиньи.
— Давай, Федя, по случаю такого замирения дернем еще по стакашку, — разохотился Дмитрич, но тут же был ласково одернут Аксиньей:
— Что-то ты, отец, зачастил, а?
— Зачастишь тут, — сердито откликнулся Дмитрич. — Зачастишь тут с вами, бабами! Вогнали в краску перед человеком… Ладно, человек-то шибко хороший оказался, с понятием. Давай, Федя, хлопнем пивка, да и забудем слегка…
Хлопнули. Дмитрич уставился на младшую свою дочку, на Лизу. Словно только что заметил ее за столом.
— А девчонки… они сами растут, Федя. Ну прям как грибы! Ты глянь — во, сидит Лизуха наша. Работящая ну как мать. И славная какая деваха выросла, я и не заметил, когда она так успела. В силу в бабью войти. А? Да и красотой, ты глянь, Саньку обошла. А? Обошла, ей-ей — обошла!
— Батя, и не стыдно тебе! — покраснела Лиза.
— Цыц! Нет тебе слова! Одна уже высказалась… Да я тебя сегодня же соберу — скажи Федор лишь слово. Вот как нам, родителям, ваше самовольство давается…
И повернулся к Федору, полный решимости:
— А, Федор Михалыч? Скажешь слово — Лизка твоя. И вот те крест — не пожалеешь! Девка — огонь! А что ухватистая, так я тебе в том хоть бы и расписку дам, ежели пожелаешь. Гарантию!