— Ты сейчас просмотришь во мне дыру, — говорит Ольгерд и приходится резко отвести взгляд, почти вздрогнуть. Уставиться в камин, взяться за можжевеловую кружку с вином.
Кашлянуть. Сказать:
— Просто задумался.
И услышать негромкий смешок.
Подумать: может быть, всё не так уж плохо? Он ведь раньше не смеялся. Он ведь даже не улыбался раньше.
Боги, какая бестия шлёт ему эти абсурдные раздумья в башку?..
— О чём же?
— О шрамах твоих.
— Надо полагать, довольно скучные мысли, Геральт. Сочувствую.
Ольгерд не открывает глаз, замолкает.
Перебирает пальцами мех медвежьей шкуры, снова медленно погружается в свою бездну. Встал на самом её краю и раскинул руки, как огненный птах. Нужно лишь заставить его обернуться. Геральт это уже делал — в тот раз фон Эверек подарил ему свою карабелу, — значит, и теперь может получиться.
Тихо трещат поленья в камине.
— Ольгерд.
Он поднимает взгляд. Смотрит спокойно и тихо.
Геральт не дурак, он понимает, что будет дальше. Что однажды придёт сюда и увидит пустую комнату. Пустой дом и остывший камин. Может быть, Ольгерд черкнёт пару строк на прощание. Может быть, оставит на столе проклятую бутылку «Кастель Равелло» и две можжевеловых кружки, но его самого не будет. Здесь не останется ничего.
— Покажи мне свои шрамы.
И тогда, наверное, это место прекратит звать к себе. Наверное, тогда всё это закончится. Не будет вишнёвого дыма, синих глаз и запаха туссентского вина. Возможно, Геральт седлает Плотву и отправится в Туссент, чтобы сжечь дотла каждую проклятую винодельню.
Возможно, он седлает Плотву и пустит коня по следу, пока не загонит до мыльного пота.
Возможно, он даже не заметит его исчезновения.
Ну а пока Геральт смотрит, как пальцы, лениво перебирающие медвежью шкуру, останавливаются. Как вместе с ними останавливается само время.
И как загораются в огненных бликах рубины, когда Ольгерд поднимает руку и медленно тянет за пояс расшитого кунтуша.
В своих ошибках он всегда идёт до конца.