— Не стоило, — бормочет он. — И так заживет.
— Добротный шов.
Геральт на секунду замирает, а потом приоткрывает один глаз. Трисс спокойно улыбается.
— Я не задаю вопросов. Ни одного. Только пообещай мне кое-что.
— Снова звезду с неба?
— Нет, — смеётся она, — это уже было.
— Тогда что?
— Выдели в своей жизни немного времени для себя. Монстры никуда не исчезнут, а вот ты — можешь.
Геральт смотрит на неё снизу вверх и качает головой.
— Ты единственная женщина, которая так спокойно говорит о моей кончине.
— Знаешь, кто бы ни был этот человек, — Трисс снова проводит пальцем по зашитому предплечью. — Ты ему дорог.
— Давно гадаешь на шовных стежках?
— Нет. Недавно. Хм-м. Дай-ка взгляну, — она осторожно берёт его руку и рассматривает аккуратные швы, слегка наклонив голову. — Нет, — изрекает наконец. — Никакой надежды на то, что через десять лет ты прекратишь вести себя, как идиот.
Он закатывает глаза и повисает недолгая тишина.
Так можно сидеть целую вечность, но рёбра дают о себе знать куда раньше. Тугая повязка ему бы не помешала — по хорошим делам, нужно было бы заехать к Шани. Кажется, она ненадолго возвращалась в Оксенфурт.
Геральт со вздохом поднимается и подходит к окну. Смотрит на оживлённую пыльную улицу Новиграда. Какой-то пьяный болван упал между двух бочек и пытается подняться, дёргая ногами. Пара небогато одетых детишек хохочут и показывают на него пальцами. Стражники, отдыхающие на лавке у самого рынка, даже головы не поворачивают — греются на солнце. Погода сегодня отличная.
— Как думаешь, — говорит Геральт, постукивая кончиком пальца по стеклу. — Что может чувствовать человек к тому, кто вернул ему сердце?
Трисс задумчиво смотрит на него из своего кресла. Всегда, когда она думает о чём-то серьёзном, на лбу появляются неглубокие морщины, а взгляд на какой-то момент словно теряет осмысленность.
Негромко скрипят пружины. Она подходит и становится около Геральта.
— Что бы ни чувствовал этот человек, тот, кто вернул ему сердце, не должен проводить акции невиданной щедрости.
— Думаешь, я щедрый? — с усмешкой спрашивает он, с нежностью глядя в светлые глаза.
— А бывают на свете щедрые ведьмаки?
Геральт коротко смеётся, протягивает руку и гладит скулу Трисс фалангами пальцев. Его понимающая Трисс. Он дорожил ею, всегда будет дорожить. То, что между ними — скорее, какой-то извращённый вид дружбы, чем что-то иное. Она насмешливо щурится.
Говорит:
— Интересно, кому было предназначено это прикосновение.
Улыбка остаётся на лице Геральта, но медленно становится какой-то показушной, приклеенной. Он вспоминает, как эта рука лежала на горячей груди другого человека. Как в раскрытую ладонь билось чужое сердце.