– Да, нашел. Оказалось, и меня можно полюбить.
– Никто не говорил, что нельзя. Если не изменяет память, тебя очень любили, когда ты покинул Дублин. Многие, включая меня.
– Что-то я сомневаюсь.
– А я нет. Сколько уже вы вместе? С твоим другом.
– Двенадцать лет.
– Впечатляет. По-моему, ни с одной женщиной я не протянул и двенадцати недель. Как ты выдерживаешь?
– Это нетрудно, потому что я его люблю. А он любит меня.
– И он тебе не надоел?
– Нет. Тебе это странно?
– Если честно, да. – С минуту Джулиан меня разглядывал, словно пытаясь понять, но потом безнадежно вздохнул. – И как его зовут?
– Бастиан. Он голландец. Одно время я жил в Амстердаме, там мы и встретились.
– Ты счастлив?
– Да. Очень.
– Рад за тебя. – Он помрачнел, в голосе его слышалась горечь. Джулиан перевел взгляд на тумбочку, где стояла пластиковая бутылка с воткнутой соломинкой. – Пить хочется. Подай, пожалуйста.
Я поднес бутылку к его губам, он втянул воду. Больно было смотреть, каких усилий ему это стоило. Через два-три глотка он запыхался и в изнеможении откинулся на подушку.
– Джулиан… – Я отставил бутылку и хотел взять его за руку, но он ее отдернул.
– Ты же знаешь, я не голубой, – перебил он. – Не мужик наградил меня этим.
– Конечно, знаю. – Меня удивило, что даже сейчас ему так важно отстоять свою натуральность. – Наверное, как никто другой. Но разве теперь это имеет значение?
– Имеет! – уперся он. – Если эта история выйдет наружу, я не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто я трахался с мужиками. Хватит и того, что я подцепил вашу заразу…
– Нашу?
– Ты меня понял.
– Вообще-то, нет.
– Если дома про это узнают, мнение обо мне переменится в корне.
– Какая разница, что о тебе подумают. Тебе всегда было плевать.
– Сейчас иначе. Чужие дела меня никогда не интересовали. Пусть кто-то хоть с дикобразом сношается, мне все равно. Меня это не касалось. До сих пор.
– Послушай, разразилась эпидемия, – сказал я. – Она охватит весь мир. Не представляю, чем все кончится, если вскоре не найдут вакцину.
– Я этого уже не узнаю.
– Не говори так.
– Да посмотри на меня, Сирил! Мне осталось всего ничего. Я чувствую, как с каждым часом жизнь утекает. И врачи говорят то же самое. У меня в запасе неделя. А то и меньше.
Поняв, что сейчас расплачусь, я несколько раз глубоко вдохнул. Я не хотел выглядеть жалким и знал, что слезы его рассердят.
– Врачи могут ошибаться, – сказал я. – Бывает, пациенты живут гораздо дольше…
– Ты, наверное, повидал их изрядно.
– Кого?
– Больных… этим.
– Да, их много, – сказал я. – Весь этаж отведен для зараженных СПИДом.
При этом слове Джулиан чуть вздрогнул.