– Правда?
– Да. И не осуждаю, что он развелся.
– Мило с вашей стороны.
– Он прекрасный человек, я всегда говорила. Скажи, Питер?
– Все уши прожужжала. – Питер взял со столика книгу – последний роман Джона Гришэма. «Читать, что ли, собрался?» – подумал я. – Слышали бы вы ее, Сирил. Целыми днями: Берти то, Берти сё. Будь ее воля, сбежала бы с ним. Как увидит его по телику, прилипнет к экрану, точно сопливая фанатка «Бойзон»[66].
– Не смеши! – фыркнула Руфь. – Берти красивее любого из этих мальчишек. Понимаете, Сирил, Питер не любит политиков. Для него все эти «Солдаты судьбы», либеральные консерваторы и лейбористы одним миром мазаны – жулье.
– Козлы, – уточнил Питер.
– Пожалуй, это чересчур, – сказал я.
– Еще мягко сказано! – прогремел Питер. – Будь моя воля, я бы всех их повесил. Вам никогда не хотелось прийти с пулеметом и к чертовой матери расстрелять всех этих политиков?
Я вытаращился, не понимая, шутит он или нет.
– Если честно, такая идея меня не посещала, – сказал я.
– А вы ее обмозгуйте. Я бы так и сделал, если б там работал.
– Наверное, Сирил уже ставит индейку в духовку, – сказала Алиса.
– Сирил Второй, – пояснил я Питеру и Руфи.
– Прекрати его так называть!
– А мы обедаем у старшего сына Джозефа, – сказала Руфь. – Представляете, он работает на студии мультфильмов. Мы не против. Всяко бывает. А вот его жареная картошка – пальчики оближешь, скажи, Питер? Джозефу уже тридцать пять, но он еще не женат. Он у нас особенный.
Питер нахмурился, словно вопрос требовал глубокого осмысления, и наконец проговорил:
– Жареная картошка Джозефа даст сто очков вперед любому ресторану. Не знаю, в чем его секрет. Это у него не от меня, уж точно.
– Гусиный жир, – сказала Алиса. – Вот и весь фокус.
– Питер яйца сварить не умеет, – сообщила Руфь.
– А мне и не надо уметь. Для этого есть ты.
Руфь выразительно посмотрела на Алису, словно говоря: «Вот вам эти мужчины!», но та ее не поддержала, опустив взгляд на часы. Близился полдень.
– У вас замечательная дочь. – Я решил сменить тему. – И она сама чудесная мать.
– Да уж, мы воспитали ее правильно.
Из родовой палаты вышла медсестра, наши взгляды обратились к ней, но она молча прошествовала на сестринский пост, где, смачно зевнув, занялась изучением телепрограммы.
– Интересно, почему мужики идут в гинекологи? – задумчиво проговорил Питер.
– Угомонись, – остерегла его Руфь.
– Я просто размышляю. Лорин гинеколог – мужчина. Странная, по-моему, работа. Целый день любоваться глупостями. Подростку это, конечно, любопытно, а вот я бы не смог. Меня никогда не тянуло разглядывать женские глупости.