– Вудбид? – переспросил Мэттью Уиллоуби, наглый капитан регбийной команды. – Он нашего поля ягода?
– То есть? – нахмурился отец Сквайрс. – Он человек, если ты об этом.
– В смысле, он не стипендиат? У нас уже двое таких.
– Вообще-то отец его – очень известный в стране адвокат и в прошлом сам выпускник Бельведера. Тем из вас, кто читает газеты, Макс Вудбид, возможно, знаком. В последние годы он защищал самых отъявленных злодеев, среди которых были и ваши отцы. Джулиана надлежит встретить вежливо и гостеприимно. Поселится он в комнате Сирила Эвери, поскольку там есть свободная койка, и, будем надеяться, ее новый обитатель не окажется столь порочным, как прежний.
Разумеется, я был осведомленнее моих одноклассников, но помалкивал о своих встречах с Максом Вудбидом. Мой интерес к Джулиану способствовал тому, что все эти семь лет я следил за карьерой и ростом известности его отца, достигшего такого положения, что он стал по карману только очень состоятельным клиентам. В газетах писали, что услуги его стоили за миллион фунтов – немыслимой по тем временам суммы. У него имелись загородный дом на полуострове Дингл и квартира в лондонском районе Найтсбридж, в которой жила его любовница, знаменитая актриса, но главной его обителью был дублинский дом на Дартмут-сквер, где он проживал с супругой Элизабет и детьми, Джулианом и Алисой, – тот самый дом, что некогда принадлежал Чарльзу и Мод, но через полгода после заключения моего приемного отца в тюрьму Маунтджой в отместку был куплен Максом. Так он представлял себе возмездие – поселиться в этом доме и превратить кабинет Чарльза в свою супружескую спальню. Интересно, думал я, занял ли Джулиан мою комнату на верхнем этаже? И если да, вспоминает ли он когда-нибудь нашу давнюю встречу?
Растущая публичность была еще одним свидетельством притязаний Макса на славу. Он регулярно выступал в печати и на радио, критикуя любое правительство, независимо от окраса, и ратуя за восстановление Ирландии в составе империи. Он захлебывался от любви к обожаемой им юной королеве и считал Гарольда Макмиллана[9] наилучшим политиком всех времен и народов. Он жаждал возврата поры англо-ирландской аристократии, когда на Килдар-стрит располагалась резиденция генерал-губернатора, а принц Филипп прогуливался в Феникс-парке и подстреливал всякого несчастного зверя, опрометчиво вставшего у него на пути, дабы потом его головой украсить стену Дома Фармли[10]. Разумеется, антиреспубликанские взгляды Макса озлобили всю нацию, но прибавили расположения газет, которые публиковали любое его дикое высказывание, а затем отходили в сторонку и, радостно потирая руки, ждали волны беспорядков. Макс был живым воплощением принципа: неважно, любят тебя или ненавидят, главное – чтобы тебя знали, и тогда будешь жить припеваючи.