– Получается, ваш сын…
– Приемный сын.
– Получается, Сирил и его друг Джулиан в нарушение школьных правил самовольно покинули пределы интерната и отправились на свидание с девушками в баре «Палас» на Уэстморленд-стрит.
– Речь о тех девушках, которых я видел в коридоре? Одна заливается в три ручья, другая как будто изнемогает под тяжестью своих грудей.
– Именно о них, – ответил сержант, а я смущенно отвернулся.
– Какая твоя, Сирил? – спросил Чарльз. – Рёва или грудастая?
Я закусил губу не зная, что ответить. Строго говоря, ни та ни другая не была моей девушкой, но если уж требовалось разбить нас на пары, имелся только один верный ответ.
– Рёва, – сказал я.
Чарльз разочарованно прищелкнул языком.
– Знаете, сержант, – сказал он, – если б пришлось делать ставки, я бы поставил на его ответ «рёва», но в душе все-таки надеялся, что он скажет «грудастая». Порой я думаю: где же я допустил ошибку? Ведь я растил его не для почтенных женщин.
– Мистер Эвери! – Сержант явно сдерживался. – Я должен задать вашему сыну… вашему Сирилу… задать Сирилу несколько вопросов. Не могли бы вы немного помолчать?
– Конечно, конечно! Однако история жуткая. Кстати, кто такой Джулиан, которого похитили?
– Мой сосед по комнате, – сказал я. – Джулиан Вудбид.
Чарльз аж взвился:
– Неужто сынок Макса Вудбида?
– Именно так, сэр, – сказал сержант.
– Ба! – воскликнул Чарльз и вдруг захлопал в ладоши. – До чего забавно! Этот Макс Вудбид когда-то был моим поверенным. Конечно, в то время он не был столь известен. На мне-то, можно сказать, он и сделал себе имя. Мы были закадычными друзьями, но потом я, безропотно сознаюсь, принял кое-какие ошибочные решения на марьяжном фронте и, скажем так, из своего садового шланга оросил чужой палисад. Точнее, палисад Макса. Он об этом проведал и здорово мне накостылял. – Чарльз грохнул кулаком по столу, от чего мы с сержантом подпрыгнули, а из чашки выплеснулся чай. – И я, поверьте, не держал на него зла. Ни секунды. Он был в своем праве. Но потом я угодил в тюрьму, а он за бесценок купил мой дом и вышвырнул на улицу мою хворую жену и приемного сына. Вот этой подлости я ему никогда не прощу. Однако я понимаю, как ужасно потерять ребенка. Родители не должны хоронить детей. У меня была дочь, которая прожила всего пару дней…
– Прошу вас, мистер Эвери! – Сержант потер виски, словно у него начиналась мигрень. – Пока что никто никого не потерял.
– Ну хорошо, пусть будет «запропастившееся дитя», если вам угодно. В голове вертится одна цитата, из Оскара Уайльда, кажется. Вы ее не помните?