Мальчик в полосатой пижаме (Бойн) - страница 28

Ему хотелось извиниться за поведение сестры, но он не знал, как это сделать. В таких ситуациях он всегда испытывал неловкость, потому что в глубине души был убежден, что со всеми следует обращаться вежливо, даже если этот человек на тебя работает. В конце концов, хорошие манеры еще никто не отменял.

– Даже если ты так думаешь, не говори об этом вслух, – зашептала Мария, приближаясь к нему. Она явно намеревалась добиться от него послушания. – Обещай, что не станешь.

– Но почему? – обиделся Бруно. – Я только говорю, что думаю. Я ведь имею право на это, разве нет?

– Нет. Не имеешь.

– Мне нельзя говорить, что я думаю? – Бруно не верил своим ушам.

– Нет, – не сдавалась Мария. Она уже не шептала, но шипела. – Помалкивай, Бруно. Ты и представления не имеешь, сколько горя ты можешь принести. Нам всем.

Бруно смотрел на нее во все глаза. В ее взгляде сквозило нечто вроде безумной тревоги, такого он раньше никогда не замечал, и ему стало не по себе.

– Ладно, – пробормотал он, направляясь к двери. Ему вдруг сильно захотелось избавиться от общества горничной. – Я лишь сказал, что мне здесь не нравится, и все. Надо же нам было о чем-то поговорить, пока ты раскладывала вещи. Я не сбегу, и вообще ничего такого у меня и в мыслях нет. Хотя, если бы сбежал, это было бы только правильно.

– Ну да, а твои мама и папа сошли бы с ума, беспокоясь о тебе, – сказала Мария. – Бруно, если в тебе есть хоть капля разума, ты будешь молчать. Займись уроками и делай, что папа скажет. Мы все обязаны соблюдать осторожность, пока все это не закончится. Во всяком случае, я именно так и собираюсь поступать. А что еще нам остается? Изменить мы ничего не в силах.

Внезапно и по совершенно необъяснимой причине Бруно испытал неодолимое желание заплакать. С чего бы это, удивился Бруно, и быстро заморгал, чтобы Мария ничего не заметила. Но когда он опять поймал ее взгляд, то подумал, что, наверное, сегодня что-то странное носится в воздухе – глаза Марии тоже были полны слез. Окончательно смутившись, Бруно повернулся к горничной спиной и поплелся к выходу.

– Ты куда? – окликнула его Мария.

– На улицу, – буркнул Бруно. – Куда хочу, туда и иду.

Он еле ноги волочил, но стоило ему выйти из комнаты, как скорости прибавилось. По лестнице он уже бежал во всю прыть, чувствуя, что если немедленно не выберется из дома, то упадет в обморок. Спустя считанные секунды он был уже на улице и принялся нарезать круги во дворе. Он не мог устоять на месте, он должен был двигаться – энергично, не переставая, ему надо было измотать себя. Взгляд Бруно упал на ворота, за которыми начиналась дорога, которая вела на станцию, откуда уходили поезда домой, но мысль о том, чтобы ступить на эту дорогу, сбежать и скитаться потом одному по белу свету, удручала еще сильнее, чем перспектива остаться здесь.