— Три месяца? — Удивился отец.
— Да. И до того почти не касался, только по началу, когда с сотней возился. Потом я с доходов от свечей и масла обходился. А ставя подворья я плюнул и с купцами сговорился. Они денег дали в рост. Потому что дядька волокиту разводил и время тянул без всякой меры.
— Ясно… — хмуро буркнул Великий князь, явно недовольный услышанным. Судя по всему, все это время Константин Александрович щедро цеплял обеими руками деньги «на забавы княжича».
— Я веду строгий подсчет расходов и поступлений, — сказал Ваня и снова полез в тот сундук. Покопался. И извлек оттуда «талмуд», обложенный толстой кожей. — Вот. — Сказал он и выложил перед отцом. — Здесь я считаю входящие и исходящие траты. Правда пишу иными цифрами, но я тебя им научу. Они очень просты и позволяют много быстрее считать.
Отец пододвинул журнал учета. Открыл. И ошалел от того, насколько много всего там оказалось записано. А потом вздрогнул, нервно провел ладонью по листу и посмотрел с немым вопросом на Ваню.
— Это бумага. Я ее из лыка сделал на пробу.
— Из лыка?
— Собираем лыко и варим , пока волокна не станут расходиться. Обычно от восхода до обеда. Дальше бьем его колотушкой, долго. До самого вечера того дня и всю ночь. А если ночью нельзя, то с утра до обеда следующего дня. После загружаем получившуюся кашу в крепкий соляной раствор. На сутки, а лучше двое. Как отстоится — вытаскиваем и промываем проточной водой. Вновь помещаем с бочку с водой, куда примешиваем эмульсию канифоли.
— Что?
— Смолу с елки прогреваем, чтобы в камень обратилось, оный зовется канифоль. Водой тот камень не растворяется, а вот aqua vita — вполне. Подробил тот камень на крошку, залил духом вина. Поболтал. Камешки те и растворились. А то, что получилось — называется эмульсией. Вот ее в ту бочку и вливаем. Все тщательно размешиваем, дабы кашицу взбаламутить. А потом черпаем воду в той бочке рамкой деревянной, на которую натянута простая холстина. Даем стечь. Потом стряхиваем осторожно заготовку листа на стол, накрываем доской и прижимаем тяжелым камнем. Чтобы воду отжать. А потом, пока лист еще влажный, лепим к той же доске и даем высохнуть. Главное, чтобы доска та ровной была. В самом конце, уже сухой лист, проглаживаем камнем гладким — той же галькой. Обрезаем. И получаем вот такой лист.
— Это тоже озарение?
— Разумеется. Но опыты я проводил очень долго. Не все было ясно показано. Только общая мысль. Бумаги у меня пока считай, что и нет. Я поначалу на отдельных листах писал, потом только сшил все воедино. Оттого и почерк вон какой мелкий. Сейчас кроме этой тетради у меня россыпью два десятка листов, не более.