– Рина Паисьевна! – заверещала я как можно пронзительнее. – Муж ваш, добрая душа, нанял вам помощника, и ведь на целую неделю!
Ставни крайнего окна – всего их на фасаде налеплено два десятка – с хрустом раздались. Из сумерек поперло на свет белесое тесто: морда, подбородки, плечи… пространство окна оказалось залеплено целиком. Я подобрала вожжи и мельком подумала, что выползки и на самых запоминающихся рисунках не так страшны!
Шарабан поплыл мимо кованого забора с танцующими львами, неотличимыми от облезлых кошек. Я старалась не смотреть на «хибарку», чтобы не наблюдать лишний раз её хозяйку, пробкой застрявшую в окне. Вот же подобралась парочка! Тощий, как горелая елка, Мергель – и эта квашня из квашней. Живут душа в душу: он тащит в дом, она распихивает, трамбует по углам…
Обычно я подобного о людях не думаю. Мергель – он с чудью, а только есть в нем что-то занятное, и ко мне он относится неплохо. Взять хоть историю с помойкой… то есть с разгромленной по весне оранжереей полузаброшенного особняка Кряжевых. Мергель дал мне охрану и нанял работников, и уж я спасла из холода все, что было можно! Мергель и дом, у кого-то отнятый за долги, выделил – под временную оранжерею. Хотя все это не бескорыстно, я ж пришла и с порога сообщила, что имеется пион, тот самый. Мечта тараканская…
Нет, Мергель – он не злодеище, он просто человек иного склада, не как я. Он сродни Якову. Но постарше, половчее… хотя куда уж ловчее! Да, определенно: затененный день и разговор с Яковом наслоились. Я невольно примеряю прищур налетчика, и мир вижу искаженным. Голова побаливает. Мысли перещелкиваются вроде косточек счётов в такт копытам Снежка… пока одна не застревает накрепко: иньесская скальная горка! По весне, помнится, Мергель углядел такую в парке Кряжевых. И началось! Камней натащили всевозможные должники. Можжевельник для пригорка выписал местный судья – и он грешен? Ирисы и серебряный мох приволокла на той неделе «матушка» Мергеля, породившая квашню. А я-то свою часть хлопот отложила и забыла! Мне и без Мергеля с его прихотями дел хватало во всякий день! Ох, пора вспомнить и что-то сделать. Пора. Но – не сегодня.
Снежок свернул к поселковому двору имения Дюбо, не дожидаясь указаний бестолочи-возницы. Верно, часть груза можно оставить здесь, люди Кира Силыча вмиг освободят шарабан. Им любая вещь семьи Дюбо – не чужая, а хозяйская.
Не понимаю таких богатеев, как Дюбо или Кряжевы. Они во многих своих имениях не оказываются ни разу за всю жизнь! А где бывают, видят от силы сотую часть владений. О подсобных «дворах», то есть складах, расположенных в поселке, в десяти верстах от имения, и не знают, пожалуй. Зачем жить сложно и хлопотно, если все насущное помещается в полупустом чемодане? Единственный плед из того чемодана можно отдать незнакомой барышне, просто так. А возьми я плед в имении Дюбо, один из тысячи, – это назовут воровством…