– Кир Силыч! – как это я, с моим-то зрением, да еще и придавленная грузом сомнений, углядела нужного человека? – Кир Силыч, можно мне оставить шарабан до вечера? Жара надвигается, мне бы подкопать еловых иголок и…
– Юлиана, душечка, и когда ж вы устанете спрашивать то, что и так явственно? – для порядка возмутился приказчик, который очень ценил внимание к своей персоне и своему праву разрешать и запрещать. – Теперь же укажу, и выезд закрепится за вами до конца месяца. Припишу ко второй конюшне имения, да.
– Спасибо! Вы самый добрый человек в Луговой! – от радости я подпрыгнула и бегом помчалась к шарабану, на ходу продолжая восхвалять: – Да что там Луговой! Во всем мире. Спасибо! Ой, спасибочки…
Как же хорошо! Из всех лошадей имения лишь Снежок меня слушается – снисходительно, но охотно. И теперь он – мой, аж до самого конца работ в «Первоцвете»! Я многословно рассказала о своей радости старому коню. Он выслушал, чуть подергивая левым ухом. И как раз успел добраться во двор главной усадьбы. Встал перед большим садовым сараем – и задремал. А я наоборот, засуетилась: побежала к себе в комнату, в пять минут переоделась, помчалась в малый сарай у теплиц, нагребла ворох мешков и отнесла в шарабан. В главном сарае выбрала грабельки, тяпки, накидала полную корзину всякого-разного инструмента, полезного и не очень, зато тяжелого – и очень. Уф. Кое-как доволокла корзину, натужно подняла и перевалила в кузов шарабана. Улыбнулась, растирая спину: везет мне! Больше не надо выпрашивать выезд каждый раз. Если честно, еловые иголки нужны для заказа Мергеля. Для дела Дюбо тоже, но не срочно, и еще – по делам Дюбо мне помогут. Но для Мергеля… ох, не умею я ловчить. Сложности на ровном месте выдумываю. Не ворую ведь я иголки! И время сегодня есть, и вообще…
Снежок сонно вздохнул, покосился на меня, встряхнулся и побрел, куда и следует, при этом ловко игнорируя мои попытки дергать вожжи. Он умный старичок, все дорожки знает и не обижает барышень-неумех… сразу понял, что нам надо к лесу. Шагает полевой дорожкой, иногда забредая на обочину, чтобы ущипнуть верхушку сочной кочки. А я сижу, запрокинув голову, и гляжу в небо.
Не по душе мне прихоть богатея, возжелавшего ранней весны в неурочный час. Время сродни поезду. У него расписание, и людям полагается не опаздывать, не роптать. Сейчас поезд мчится на станцию «Лето», об этом свистят все птахи мира! Небо безумно синее. По весне цвет таким густым не бывает, в оттепели хорош голубой, он холодный и ясный, – я задумалась, отчего-то облизываясь, – взять хоть облака: нынешние вроде сметаны. А зимние – сливочное масло, а в жару по небу разливается парное молоко со взбитыми сливками! Вечерами солнечная клубничина так сладко окунается в чашу горизонта… Нет, не надо о еде.