– Вы не можете, – цедит Серлас сквозь стиснутые от боли зубы. – Вы не посмеете…
– Готов за нее заступиться? – рявкает Дугал и, отойдя от Нессы, наступает сапогом на его руку. – Ты, иноземец, готов выгораживать ведьму, которая тебя пригрела?
– Оставь, – коротко говорит Несса. Дугал тут же выпрямляется и поворачивается к ней. Замерев, смотрит прямо на нее, но Серлас не видит того, что видит ирландец.
– Оставь его, – повторяет Несса. – Он ничего не сделал. Он невиновен.
Дугал сплевывает ей под ноги. Серлас силится встать, подняться хотя бы с колен. Сил совсем не осталось, ибо страх сжимает в своих объятиях все его существо, душный воздух давит на плечи, а в голосе Нессы звучит обреченность.
– Я не убивала Ибху, – говорит она. Мэйв вздрагивает, как от пощечины.
– Врешь! Моя мать помогла тебе, а за это ты прокляла ее, и Бран[30] забрал себе ее душу! Ты молилась ему, я слышала!
– Я молилась Бригид[31], – качает головой Несса. – Твоя мать уже была тяжело больна, она умирала…
– Ложь! Ты прокляла ее, наслала на нее смерть!
Мэйв дрожит и всхлипывает. Смахнув с лица злые слезы, она кидает Серласу, будто и его винит в смерти Ибхи:
– Все еще веришь ей? Чья дочь плачет в доме?
Несса впервые дергается в руках Дугала.
– Не трогайте ее! Только не ее!
Серлас стискивает зубы до скрежета, до боли.
– Она же ребенок, Мэйв, – шепчет он. – Всего лишь ребенок.
– Чей?
Вскрикнув, Несса падает на колени.
– Серлас, – плачет она, – прошу тебя…
Он ловит ее умоляющий взгляд. Бледное лицо, слезы на острых скулах. Дрожащие губы – искусанные, покрасневшие, – алеют ярким пятном.
– Клеменс моя дочь, Мэйв, – говорит Серлас. – Не трогай ее.
* * *
Клеменс кидается к Теодору мимо стеклянных витрин, полок с крошечными статуэтками и кривоногих стульев – кажется, все вещи в антикварной лавке вдруг ожили и встают у нее на пути. Теодор же с выдохом оседает, как дырявый воздушный шар.
Шон растворяется в темноте за пределами той реальности, где он все еще ее друг и помощник, а не взъерошенный мальчишка с ножом в руках. Шона в мире Клеменс больше не существует.
– Теодор! Нет-нет-нет, только не закрывай глаза!
Клеменс падает на колени, подавляя вопль, – ему сейчас гораздо труднее дышать, и не ей кричать от страха. По белой рубашке растекается алое пятно, но в сумраке антикварного магазина оно кажется черным, будто вместо крови в теле Теодора чернила, смола, застывающая лава из жерла вулкана.
Зажать рану, не дать ему потерять слишком много крови, дождаться врачей. Вызвать «скорую». Вытащить нож. Нет, не так! Все не так, все надо сделать наоборот! Какая же ты дура, Клеменс!