— Пять... десять... двадцать один раз! — радостно выдохнули зрители.
Мальчуган, раскачивая не по возрасту широкими плечами и вытирая платком ручонки, проговорил:
— Это чего! Можно было бы и больше, да она, железка, скользкая дюже. Держаться трудно.
— Ты где живешь? — поинтересовался мясник. В Басманной части? В собственном доме? Скажи папаше, пусть за мясом ко мне присылает. Завсегда дам наилучшее. А сегодня подарка ради, что хлопчик у него исправный растет, пришлю парной телятинки. Заходи, малец, только учение не прогуливай больше!
Закинув за спину ранец, парнишка заспешил прочь. Толпа в восхищении смотрела ему вслед:
— Здоров! Вот и у нас на деревни один был...— И далее шли бесконечные рассказы о чудо-богатырях, которыми, если послушать мужиков, была иолным-иолна во времена стародавние каждая волость, каждая деревня.
У юного Пети Крылова было только две страсти — бесконечное чтение приключенческой литературы и поднимание тяжестей. Он, казалось, не мог пройти равнодушно мимо предмета, какой стоило и можно было поднять. Увидав, что Они- сим распряг жеребца, Петя подходил к телеге, порой еще не разгруженной, подлезал под задок и, тужась, пытался приподнять ее.
Однажды произошел конфуз. По приказу отца Онисим закупил и привез в дом чугунки. Пока он занимался с распряженным жеребцом, Петя, верный привычке, подлез под задок телеги и, упираясь спиною, приподнял ее. Чугунки с легким звоном покатились с телеги на землю, а самый большой и дорогой стукнулся о булыжники» которыми был замощен просторный двор, жалобно звякнул и раскололся.
Надо было случиться, что в этот момент с крыльца сходил отец. Человек бережливый, он терпеть не мог бесхозяйственность.
— Это что за разгильдяйство? — Он грозно сверкнул глазами, и случившиеся во дворе работники — конюх, птичница и кузнец, робко затихли. Только куры, привычно выклевывая что-то между камней, негромко кудахтали, да ярко-рыжий петух, вдруг по-орлиному взвившийся на плетень, огласил окрестности воинственным трубным пением.
Отец не спеша, с пугающим спокойствием прошелся по двору, остановился возле битого чугунка. И вдруг воззрился на сына, тихим голосом поинтересовался:
— Ты, сыночек, почто родительское добро на ветер расточаешь?
Петя засопел:
— Нечаянно... виноват,— думая о том, что у его друга Онисима сегодня снова будет работа: пороть на конюшне его, Петьку.
Вчера было за разбитое у соседей окно, сегодня за битое «добро».
— Хорошо,— вдруг миролюбиво произнес отец, еще раз окидывая строгим хозяйским взором двор.— Я тебя прощу, если ты, Петр Федотович, вот эту штучку перебросишь через ограду на пустырь. Коли поломаешь забор, то сам его сегодня и починишь, да еще получишь сугубую порцию по мягкому месту. Сам послежу, чтоб на этот раз Онисим постарался. Бери! — И он кивнул на кувалду, которую держал кузнец Егор. Испытание было весьма необычным, но, впрочем, вполне согласное со столь же необычным характером папаши.