Во время долгих бесед со старым аптекарем, попавшим в деревню из Пномпеня во время массового исхода (при красных кхмерах он скрывал свою профессию, чтобы выжить), Нарунн задавался вопросом, является ли исцеление в равной степени прыжком веры и наукой, парадоксом знания о неизбежности конца и желания остаться в этом мире, бескорыстно служить другим, продлить изначально краткосрочное. «Из тебя выйдет прекрасный врач, – говорил аптекарь, убеждая юношу идти в столицу. – Там есть для этого возможности, ведь идет восстановление страны». Если бы его здоровье не было подорвано каторжным трудом и недоеданием, старик и сам вернулся бы в Пномпень. Зная, что его дни сочтены, он настаивал, чтобы Нарунн не хоронил себя заживо в глухой деревушке. Надо продолжать обучение, расти, не ограничиваясь пределами родной географии. Невежество, убежденно говорил старик, – это тоже ад.
Решившись последовать завету своего наставника, Нарунн наконец отправился в Пномпень – сперва на лодке, затем пешком, пересекая реки и ручьи в рыбацких каноэ, а однажды, к своему изумлению и удовольствию, на спине слона, сидя позади махаута[13]. По заросшим травой и молодыми деревцами железнодорожным путям Нарунн передвигался на еле ползущих остовах поездов. У него не было ни золота, ни ценных вещей, чтобы обменять на место в одном из вагонов, поэтому ему предложили забираться прямо на тепловоз и пристроиться возле радиатора.
– Места бесплатные, – сказал кондуктор, кивнув на облепивших тепловоз мужчин. – Но ты знай, там опасно. Там можно вообще никуда не доехать. Эта часть пострадает первой, если мы наедем на мины, заложенные бандами красных кхмеров, или нарвемся на засаду.
Нарунн взглянул на враз окаменевшие лица попутчиков и забрался на тепловоз. Ему пришлось совершить прыжок в неизвестность – заветной цели не видать без небольшого путешествия. На память пришли последние слова матери: «Увидимся там». Тогда он подумал – мама говорит о встрече после смерти, неизбежном конце всего живого, но постепенно пришел к выводу, что «там» означает другую сторону кошмара, в который для них превратилась жизнь. «Иди вперед, сынок». Мама будет жить, пока жив он.
Оказавшись в Пномпене, Нарунн начал искать дом, о котором рассказывал аптекарь. По описанию старика он представлял себе нечто величественное, ультрасовременное и несокрушимое. Он спрашивал всех встречных, механически повторяя часть названия, которая задержалась в памяти, но никто понятия не имел о Белом Здании. Вскоре Нарунн убедился, что многие обыватели еще вчера жили в провинции и перебрались в Пномпень только потому, что столица была одним из немногих мест в Камбодже, свободным от красных кхмеров. Навстречу Нарунну попадались такие же скитальцы, как он сам. Что до коренных жителей Пномпеня, многие сгинули за четыре года изгнания, а чудом уцелевшие вернувшиеся смертельно боялись откровенничать и вообще давать любую информацию, поэтому тоже притворялись несведущими.