Десять минут летим вдоль берега Онежской губы к югу. Слева опять завиднелись село и река. Мы поворачиваем к ним. Это село Талицкое и река Талица. Над селом мы пролетаем только на высоте ста метров. Народ выбегает на улицу. Нам машут платками, шапками, гоняются за нашими листовками, что, как голуби, кружатся в воздухе.
Долиной Талицы опять вылетели к губе и здесь с высоты пятисот метров увидели вдали трубы заводов.
Это город Онега.
Уже половина четвертого. Значит, мы летим от Архангельска полтора часа. Онега — как на ладони. Мы быстро приближаемся к ней, забирая высоту.
Вот и город, почти весь новый, из золотых бревен. В 1919 году англичане сожгли его, а теперь он опять застроился, стал ярче прежнего. Мы кружимся над ним. А народ бежит по улицам к берегу. А там, чуть ниже пароходной пристани, горят костры — указывают место, где нам спуститься. Через реку плывет множество лодок. Черная толпа виднеется на обрыве. Мы садимся на воду, плывем к берегу.
Мотор смолкает.
Песня в небе
Перед городом Онегой прилив поднимается на два метра. Мы прилетели в высокую воду. Река казалась полноводной, широкой. Прилив еще продолжается на, наших глазах. Река пухла: из моря шли волны. В сумерки мы покинули берег. Нам сказали: «Скоро начнется отлив». Мы закрепили самолет канатами, чтобы его не унесло. Утром, чуть свет, пилот Копылов, глянув в окно, вдруг крикнул:
— А где же река?
Это было очень неожиданно и смешно. Окна нашей комнаты выходили как раз на реку. Река вчера была здесь очень широкая, и в ней отражались тысячи огней заонежского лесопильного завода. Смеясь и удивляясь, мы все подошли к окну. В самом деле, реки не было. То есть не было той вчерашней полноводной реки, что мы видели. Была долина, и в долине немного воды, из которой сплошь торчали гигантские черные камни. Их было много, камней; в самой середине долины они тянулись сплошной грядой. Мы вышли на берег. Самолет, крепко привязанный канатами, стоял на сухом берегу метрах в тридцати от воды. Красноармейцы-часовые скучали возле него. Здесь стало видно: вся река ощерилась камнями; для разбега самолета перед взлетом не было места.
— Как же будем садиться, если и выше по течению река будет такой же?
Нас успокоили: прилив действует только на двенадцать километров.
— А выше?
— Выше пороги.
— Значит, тоже камни?
— Тоже камни. Что ж вы удивляетесь? Ведь по всей Онеге камни, до самого Белозера.
Это был сюрприз. Река, отмеченная на карте широкой голубой полосой, оказалась труднопроходимой. Как сесть на такую реку гидроплану?
Но путь у нас был только один — вперед.