– Ты в реанимации была? – ужаснулась я. – Мне мама ничего не говорила.
– Так всего день… Да и случайно меня отвезли… Ничего такого не было… Перестраховались… Сознание потеряла. Думали инсульт, но я, когда пришла в себя, сама проверила – все хорошо.
– То есть врачи зря тебя в реанимацию повезли? – уточнила я.
– Конечно! Где место было, туда и повезли!
Я не стала больше спорить с бабушкой, она и так слишком разошлась.
– Да и не в этом дело, Надюша! Я ж тебе говорю – у меня как будто глаза открылись. Я понимаю теперь, что мы были, как старуха из «Золотой рыбки». Всё мало, всё мало было, все мы хотели быть владычицами морскими… Хотели быть принцами и принцессами, а стали нищими – большинство из нас. Колбасы наелись, тряпок накупили, в Турцию и Европу съездили и потом сели, ошарашенные, когда поняли, что произошло. Я ведь, Надюша, первые десять лет толком ничего не понимала. Детям в школе о свободе рассказывала. Программу составляла, как хотела. Пастернак, Бунин, Куприн… Счастье какое было! Долой революционные стихи и прозу, будем Хармса и Набокова читать! Я даже Солженицына сначала в программу включала. Делали все вообще всё, что хотели. Потом уже нас в оборот стали брать. Я еще удивлялась – что же эта за свобода, если меня заставляют Чернышевского и Горького из программы выкинуть, а Бродского и Солженицына проходить. Не понимала… Нам же повторяют как мантру, что «идеологии нет, идеологии нет…» Как же нет!.. Конечно, есть! Просто она такова, что объявить ее во всеуслышание невозможно. Все ахнут и скажут: «Да вы что!.. С ума сошли!..» Ты понимаешь, что кто-то, какие-то человечки сидят и сознательно формируют классы. Никакой не «рынок» формирует, а человечки. Те, кто вдруг зарплату директоров сделал в пятнадцать – двадцать раз больше, чем учителей и врачей. Такой директор выполнит всё, что ему скажут. Он уже – не с нами. Он с теми, кто дает ему такие деньги, чтобы он был послушным и ведомым. И принадлежал к другому классу. Когда люди, не задумываясь, повторяют про «лифт», в который должен залезть во что бы то ни стало их ребенок, это якобы его главная цель в жизни, они не думают, что таким образом соглашаются с тем, что они – внизу. А есть кто-то наверху, там, куда должен стремиться, расталкивая, убирая с пути любыми средствами соперников, их ребенок.
«Ох, как ты заговорила!» – сказала бы я раньше, если бы бабушка не болела. И это моя бабушка, которую мы с мамой дружно звали «диссиденткой», бабушка, которая кляла все, что только можно было клясть, надо не надо приплетала монархию, царя, слушала передачи о том, как все плохо было в советское время, соглашалась, не хотела понимать, что эти передачи снимают не по убеждению, а по заказу тех, кому новое время принесло деньги. Строй ведь не случайно называется «капитализм». Главное – это деньги. Один человек копит деньги – предела этому процессу нет. Он будет копить деньги до тех пор, пока не станет самым богатым на Земле. Это его цель. Остановиться невозможно. Если очень упростить, свести к формуле, то это именно так. Этому меня научил Андреев, но и без Андреева я это понимала, просто не умела четко и коротко сформулировать.