Гляжу в себя – и нет во мне смиренья,
Как будто я не жалкое творенье,
А существо, рождённое навек –
Свидетель, зритель: занавес раздвинут,
Я всё увижу, но придут и минут
Чума, пожар, и голод, и набег,
Смиренье, страсть, безумие, гордыня,
И гибель городов в багровом дыме,
И детский плач над мёртвой тишиной, –
И я пойму, что удивляться поздно.
И снова станет всё темно и звёздно,
И голос позовёт: «Иди за мной!»
На свет, как мотыльки, взметнутся веки,
И мы войдём в покой библиотеки,
И, оглядев стеллаж за стеллажом,
В углу между дубовых книжных стоек
Я вдруг увижу свой рабочий столик.
На нём тетрадь. Над нею свет зажжён…