Габриэль, когда меня увидел, поинтересовался, нужен ли мне меч на пояс или доспехи. Сказал, подойдут к костюму. Да, я оделась в мужской охотничий наряд, подозреваю, кого-то из пажей, поэтому он так жмёт в груди. Зато всё закрыто.
Но маме, конечно, не понравится.
А зря — на крашеной коричневой коже золотая пыльца смотрится очень экстравагантно. А уж когда трое висп притаскивают мне откуда-то венок из фиалок и кладут на голову, я начинаю чувствовать себя настоящей принцессой.
Дурацкое чувство, если честно.
Да, мама забрала меня пораньше. Во-первых, она поняла, что с добрыми делами, когда у меня депрессия, ничего не выйдет. Во-вторых, ей написал Ромион, когда я наутро после ссоры с Дамианом отказалась вставать с кровати, объявила, что жизнь ужасна и даже принудительное купание в ванной, устроенное мне Габриэлем, не помогло.
Мама примчалась очень быстро, первым же делом обвинила во всём Ромиона, потом — его брата. Дескать, они оба плохо на меня влияют. Конечно же, слушать о том, что на меня кто-то нападёт в Садах, она даже не стала. Сады безопасны — это аксиома, и она не обсуждается.
Пообщавшись таким образом с королём Сиерны (он только чудом отговорил её от посещения темницы и разговора с Дамианом), мама навестила меня, попытавшись в ультимативной форме напомнить про добрые дела и «времени осталось совсем немного».
Я послала её вместе с делами и временем — кажется, бедняге Ромиону тоже что-то досталось, — потом устроила истерику с битьём всего, что можно и нельзя (например, у меня получилось разбить стул, не знаю, как: когда позже я попыталась поднять второй такой же, у меня не вышло).
Мама очень удивилась. Она потом говорила Ромиону — пока горничные закатывали меня в смирительный плед — что Виола всегда была спокойной девочкой, в отличие от её сестры, и совсем никогда не била стулья. И что же такое случилось со спокойной девочкой Виолой, что она вдруг пошла вразнос?
На этот вопрос я сделала стойку и ответила куда эмоциональнее Ромиона. Даже плед меня не смирил. Я рассказала, как меня заперли в башне, как нарушили мои права, и какой Дамиан мерзавец, что заставляет меня страдать даже сейчас, когда он сидит в темнице, а я торчу тут, в пледе, и захлёбываюсь успокоительным чаем.
Лично мне чай не помог, а вот мама успокоилась. Отослав Ромиона (ага, как лакея — бедный король!), она полночи рассказывала мне, что все мужчины — ослы, а демонологи — ослы в квадрате. И «тебе просто нужно выбирать любовников тщательнее, мой цветочек». Я пообещала ей, что никого и никогда больше выбирать не буду. Ещё я, кажется, пообещала, что буду злиться на Дамиана вечно. Надо ли говорить, что вместо этого он полночи снился мне, бедный и несчастный, в цепях в темнице. У меня сердце кровью обливалось, но я собрала волю в кулак и попросила маму забрать меня пораньше. Мама согласилась.