Так что, после того, как бабушка, потрепав Туана по щеке (для этого ей пришлось перегнуться через стол, чуть не опрокинув мой кубок), отдаёт должное моему вкусу: «Такой милашка, себе бы забрала!», я фыркаю и капризно говорю:
— А можно сегодняшнюю церемонию повторить? По-моему, я ошиблась в выборе спутника. Он мне уже не нравится.
Немая сцена — только Рауль посмеивается. Ему весело. Мама с бабушкой просто удивлены, а вот Туан смотрит на меня так ошеломлённо, словно действительно не ожидал подобного предательства. И это после того, как мы по лесу «гуляли»?
— А чем этот плох? — заинтересованно спрашивает бабуля, а мама тянет: — Можно… — И тут же: — Но, Виола, зачем?
— Принцесса!.. — вставляет Туан, но я не слушаю. Ага, уже «принцесса»! А то — дура… Я, может, теперь и простодушная, но с памятью у меня всё хорошо!
— Он мне грубит, он меня не уважает, не любит и заставляет скучать. И целуется он плохо, — добиваю я.
Туан бледнеет на глазах — отчего мне вдруг становится так радостно, как не было даже после выпитого утром зелья.
— Невозможно, — удивлённо говорит мама, переводя взгляд то на меня, то на моего спутника. — Виола, этого просто не может быть. Я сама всех претендентов отбирала, и они…
— А, Глория, — отмахивается бабушка, хищно глядя на Туана. — Ты ещё не знаешь, какими они бывают, когда добиваются своего. Да, мальчик? Хотел возвыситься, ничего не делая? Виола, давай я покажу, как нужно наказывать таких зарвавшихся…
— Мама!
— Глория, Виола уже взрослая девочка, ей пора знать такие вещи.
— Мама! Моя дочь никогда заниматься подобным не будет!
— Не отнимай у девочки свободу выбора, — бабушка довольно потирает ручки и кивает Раулю. — Мальчик мой, принеси из спальни тот набор, который моя дочь привезла из другого мира.
Мама бледнеет, а Рауль, вскинув брови, пожимает плечами, встаёт и исчезает за дверью.
— Давно пора тебе научиться, девочка, давно, — приговаривает бабушка, придвигая кресло к опешившему Туану. — Ну что, мальчик, мы приятно проведём время, не так ли? Посмотри мне в глаза и скажи: ты любишь боль? Чего ты боишься больше всего на свете? Что заставляет тебя кричать по ночам?
— Да-да, я тоже хочу послушать! — я подпрыгиваю на подушке и хлопаю в ладоши.
— Виола, тебе лучше выйти, — сдавленно говорит мама. — Время позднее, тебе пора спать. Я сама разберусь.
— Но, ма-а-ам!
— Виола, спать! — повышает голос мама, и я плетусь, поминутно оборачиваясь, как побитая собака, к двери…
И тут Туан, наконец, приходит в себя.
Больше не медля, он срывается с кресла и бросается ко мне. Под ноги. На колени. Хватает за руки и, осыпая их поцелуями, принимается страстно клясться, что он исправится, что всё это досадное недоразумение, что я зеница его ока, что он любит только меня, меня одну, и любое моё желание для него закон, и если он меня чем-то обидел, то он лучше сам себя накажет. Или нет — лучше он умрёт! В доказательство он хватает со стола нож и замахивается, готовясь картинно вонзить его себе в сердце, восклицая, что если госпожа его разлюбила, то сердце ему больше не нужно…