— О чём?
Дамиан сжимает кулаки и молчит, но я жду, и он всё-таки решается:
— Со мной ты тоже из жалости?
— Чего?! Да как… Как тебе в голову пришло!
Но Дамиан продолжает внимательно смотреть на меня. Мда. Похоже, наступило время для признания. Очередного.
Господи, когда его самооценка поднимется хотя бы на мой уровень?
— Дамиан, я же говорила, что я тебя… Что ты мне нравишься, — куцо как-то получилось. Может, ещё раз попробовать? — В смысле…
Но Дамиан берёт меня за руку, сжимает пальцы и улыбается — грустно так, что у меня сердце удар пропускает.
— Не надо. Не надо, Виола. Просто… Знай, что я всё равно всегда буду с тобой рядом — пока не прогонишь, конечно.
— А, — усмехаюсь я. — То есть, ты меня сейчас специально злишь? Чтобы прогнала? Так вот — не дождёшься! Я свою настоящую любовь так просто не отпущу!
Дамиан в ответ только улыбается и снова целует мою руку. Но я вижу, всё ещё вижу в его глазах — глубоко-глубоко, но оно там есть — недоверие.
Знать бы ещё, как его переубедить? И… почему это простое «я тебя люблю», оказывается, так сложно сказать?
Дома, в своей комнате, я долго и пристально смотрю в зеркало. Мне всё ещё странно видеть в нём красавицу — сквозь флер, конечно. Да, раньше после полуночи я тоже становилась красива. Да, после лягушачьей кожи эта красота ослепляла. Но и вполовину не так, как сейчас.
Я трогаю золотистые длинные пряди — они волнами струятся по спине, плечам и высокой груди, очерчивают тонкую талию и крутые бёдра, и дальше — к ногам, длинным и стройным, словно у балерины. Распущенные волосы достают до пола — с непривычки я уже раз сто запутывалась в них, просыпаясь, или садилась, подстилая под себя вместо диванной подушки. Жидкое золото — и отрастают мгновенно, стоит их немного подравнять. Хотя чего там, они и так ровные. Но я бы хотела покороче…
А ещё глаза — не мои, чужие, тёмно-синие, при определённом освещении даже фиолетовые. Не мои губы, совершенные и изгибом, и розово-алым цветом. Черты лица: идеально-ровный нос такого размера, словно его рассчитывал скульптор — и не раз, а как минимум сто. Острые скулы, ямочки на щеках, и кожа — лепесток розы.
Девушка в отражении прекрасна каждой чёрточкой — но это не я. Точнее, я — но где-то там, в глубине чудесных фиолетовых глаз. Глубоко-глубоко. Мне странно признаться, но я уже тоскую по своей жабьей внешности — ведь зеркала даже здесь, в моём родном мире, даже сквозь дымку флера всегда показывают меня настоящую. Красавицу. И это настолько не похоже на моё восприятие себя, что хочется кричать — но даже кричит эта красавица иначе. И голос у неё другой. Другое всё.