Ждать начала приходится довольно долго, хотя мы приехали в минут пять седьмого. Облокотившись о перила нашей ложи, я разглядываю соседей в ложе напротив — какое-то чопорное, расфуфыренное семейство, бросающее на меня презрительное взгляды — и пару рядов выше в одеждах попроще, наверное, простолюдины. Если присмотреться, аристократов в зале не очень много, если только здесь нет традиции для таких мероприятий одеваться попроще и смешиваться с толпой. А я бы так и сделала, но я не воспитана как местный аристократ.
Вдоволь насмотревшись, поворачиваюсь к бледному, забившемуся в угол Дамиану, ловлю его взгляд и удивлённо оглядываюсь. И тут же понимаю, что, по крайней мере, половина зала смотрит на нас. На меня. Нет, всё-таки на нас.
А потом, прислушавшись, понимаю, что они нас ещё и обсуждают. Именно нас, и Дамиану в этих, хм, сплетнях отведено почётное место предмета разговоров. Я-то что — фея, красавица, чего там долго косточки промывать? А вот бастард-демонолог в фаворитах у феи — это уже интересно.
Дамиан забивается ещё дальше в угол (как он умудряется прихватить с собой кресло, для меня мистика), когда я, оставив перила в покое, пытаюсь подсесть к нему поближе.
— Что?
Дамиан бросает отчаянный взгляд сначала на меня, потом на зал.
— Только не говори, что ты меня стесняешься, — усмехаюсь я.
— Я не хочу быть фаворитом, — тихо шепчет Дамиан, так тихо, что я вряд ли бы его услышала, не прислушивайся специально.
— А я не хочу быть принцессой, — шучу я, но Дамиан отчего-то не смеётся. И вздрагивает, когда я беру его за руку.
— Тебе так важно, что они о нас думают?
Дамиан молча отводит взгляд, а я сжимаю его руку крепче. Но не знаю, что сказать или сделать, чтобы он почувствовал себя лучше. И не понимаю… Вот Ромион — его все любят, зайди он сейчас в зал, звучали бы овации, как популярным актёрам, а то и громче. И что, стал он этого счастливее? Помогла ему эта любовь, когда его прокляли? Да в конце концов, стал ли он менее одиноким?
Я почти решаюсь — и репетирую в голове — сказать всё это Дамиану, но тут (вместе с очередным раскатом грома) раздаётся рёв горна, и на сцену выпархивают красивые и абсолютно одинаковые девушки в платьях, очень напоминающих моё, только голубых, и начинают танцевать среди синих лент, рассказывая, как им нравится быть русалками. В это время зал потихоньку успокаивается, только по галёрке всё ещё бродит один упрямый лоточник, выкрикивая что-то про пирожки, пока одна сердобольная старушка не угощает его яблоком. После лоточника уносят, а пирожки достаются довольным зрителям даром.