— Ух, я его! Эта трехногая псина далеко не уйдет. Да я сию же минуту схвачу и вспорю ему брюхо! Не усну, пока не увижу его крови! — заорал Боннён и с ножом в руках выбежал из дому.
— Госпожа! Боже ты мой! Госпожа! Да что ж это такое-то? — няня, обливаясь слезами, обняла лежащую без сознания Сукджон.
Пока Боннён, словно бешеная собака, бегал по лесу, размахивая ножом, Сукджон пришла в себя и, чтобы навсегда покончить со своими страданиями, выпила мышьяк. На помощь с лекарством из аптеки прибежал Бондже, но яд уже разошелся по всему телу, и спасти Сукджон было невозможно.
— Всю семью погубил, зверюга! — с глубокой горечью в голосе выдавил аптекарь.
— Милостивый господин, спасите! Спасите нашу бедную госпожу!
Но сколько няня ни причитала, сколько ни плакала, Бондже лишь удрученно молчал, покачивая головой.
На рассвете следующего дня, тяжело дыша, словно опьянев от крови, вернулся Боннён. Забросив в сарай окровавленный нож, завалился в боковую комнату[13] и захрапел. В доме было все перевернуто, а он спал, как ни в чем не бывало.
Когда утренняя туманная белизна осветила окна дома, душа Сукджон отлетела в мир иной. Опасаясь ненужных слухов, ее похоронили тайно. Но слухи все-таки разлетелись по всей округе и достигли Хамяна, откуда срочно приехали старшие братья Сукджон в сопровождении слуг. Боннён, почувствовав близость возмездия, трусливо скрылся в горах Андвисан. Братья Сукджон выкопали тело и, взвалив его на спину, пришли в дом Бондже, возмущенно требуя выдать им Боннёна.
В ту же ночь Боннён тайно пробрался в дом Бондже, взял у него денег на дорогу и покинул Тонён.
Тихо моросил мелкий дождь.
Джи Соквон, завернувшись в дождевую накидку, проходил мимо давно покинутого дома Боннёна и вдруг наткнулся на растерянно стоявшего мальчика. Вытянув шею, мальчик старался заглянуть во двор заброшенного дома. Джи Соквон от неожиданности вздрогнул и остановился:
— Господин, что вы тут делаете? Простынете еще под холодным дождем, что потом будете делать? Вот, подите-ка сюда, — Соквон потянул мальчика под накидку. — Зачем вы сюда пришли?
Мальчик не отвечал. Высоко держа один конец накидки, Соквон зашагал вперед широким шагом. Лицо мальчика было прекрасно, оно было точным портретом его матери Сукджон. Мальчика звали Ким Сонсу. Прошло уже шестнадцать лет, как Боннён, отец Сонсу, покинул родные места. До сих пор все оставались в неведении о дальнейшей его судьбе.
Соквон, пытаясь прикрыть накидкой все время вырывающегося Сонсу, притянул его к себе и прошептал:
— Господин, сюда нельзя приходить. Нельзя, я вам говорю. Кровь пересохнет. Вы только посмотрите, уже сейчас, если ваше лицо уколоть иголкой, из него и капли крови не выступит.